Течению наперекор
Шрифт:
Из нашего дома «взяли» только Лазарева — крупного военного. Его сын Борька изредка появлялся во дворе в щегольском, сшитом по мерке военном кителе и хромовых сапожках. Он был так непохож на нас, оборванцев, что было легко поверить будто его отец «враг народа».
В школе было известно, что арестовали отца у Юрки Янковского и у Евы Яковлевой. Но Юрка был прекрасный, свой парень, а Ева — одна из лучших пионервожатых, самоотверженно возившаяся со своими подопечными из младших классов. Никто из ребят не упоминал, что мы знали о трагедиях в их семьях. Наоборот — мы всячески старались поддержать наших товарищей, уверенные в том, что родителей «забрали» по ошибке и они скоро вернутся.
Ох уж эта
Откуда нам было узнать, что это не так? Коротковолновых радиоприемников и заграничных передач на русском языке еще не было. Никто, кроме дипломатов и редких командированных, не ездил за границу. На улицах города иностранцы встречались редко, а общение с ними считалось изменой Родине. Ведь он же не зря приехал в Москву, этот иностранец. Ведь ясно, с какой целью он ищет общения с гражданами!
Наконец, нам представили прямые и неопровержимые «доказательства». Я имею в виду знаменитые судебные процессы 30-х годов. процесс «троцкистско-зиновьевского центра» в августе 1936 года, так же как и процесс «параллельного антисоветского троцкистского центра» в январе 1937 года не вызвали особого резонанса. Ясно было, что сбежавший из Союза Троцкий мечтает занять место Сталина во главе нашего государства и потому плетет интриги из своей далекой Мексики.
Но процесс «антисоветского право-троцкистского блока» марта 1938 года произвел большое впечатление. Имена Бухарина — ближайшего сподвижника и друга Ленина, а также Рыкова — бывшего председателя Совнаркома, были хорошо известны всем. Уж если такие люди оказались предателями, заговорщиками и «врагами народа», то можно ли сомневаться, что они за минувшие 20 лет сумели создать в стране обширную сеть своих пособников — убийц, вредителей и диверсантов?
Во всех своих преступлениях они признавались на открытых слушаниях в Октябрьском зале Дома союзов. Аудитория состояла из многочисленных представителей предприятий и учреждений Москвы. Главных обвиняемых присутствовавшие в зале хорошо знали в лицо по портретам и личным деловым контактам. А на следующий день полные тексты их показаний публиковались в газете «Правда» — легко было сверить!
Прошли десятилетия, а профессиональные западные советологи и наши диссиденты так и не разгадали, каким образом были организованы эти грандиозные спектакли. Гипноз? Шантаж судьбой близких? Загримированные актеры?.. Как же мы могли всему этому не поверить?.. Конечно, думали мы, когда идет такая битва с многочисленными и коварными врагами, ошибки неизбежны. Кроме того, «враги народа» не гнушаются клеветой, чтобы погубить честных граждан, верных партийцев. Им ставят ловушки, запутывают в свои сети, пользуясь случайными заблуждениями или слабостями своих жертв. И вот уже нет выхода, вчера еще честный советский человек отчаянно бьется, как муха в липкой паутине. В кинофильмах того времени все это очень убедительно показывали...
Жены, дети тех, кого уводили ночью, в слезах повторяли утешительное: «Это ошибка. Лес рубят — щепки летят!» И верили, что все разъяснится.
Мне пришлось дважды столкнуться с жертвами того времени.
Среди пациентов и друзей мамы была семья Узюковых. Они жили в большом
И вот году в 36-м он вдруг умер. Потом из подслушанных разговоров взрослых я узнал, что он застрелился. Рассказывали, что его близкий друг оказался вредителем. Узюков надеялся помочь ему осознать свои «заблуждения» и не сообщил вовремя «куда следует». А друг тем временем готовил диверсию. Погибли люди. Узюков считал себя виноватым в их смерти и... застрелился. Я его ужасно жалел, но понимал, что жить с сознанием своей виновности в гибели людей он не мог. В своей еще детской душе я клялся быть бдительным, быть непреклонным, быть суровым...
Теперь-то я не сомневаюсь в том, что Узюков все понимал, был уверен, что топор палача занесен и над его головой. Своим выстрелом он спасал жену и дочь.
Другой случай — мой дядя Миша. Я уже писал, что он был заместителем наркома финансов Гринько. Когда того арестовали, с дядей случился странный «казус». Как мне со слов тети рассказывала мама, его на ходу поезда случайно вытолкнули из тамбура переполненной подмосковной электрички, когда она уже шла мимо платформы. Дядя ударился головой. Пришлось поместить его в психиатрическую клинику. Ясно помню его лицо, когда через пару лет он оттуда возвратился домой. Даже мне, мальчишке, был виден глубочайший страх в его глазах. Я полагал, что это — следствие помешательства после травмы головы. Теперь мне ясно, что в клинику дядю Мишу спрятали от неминуемого ареста, и он боялся, что опасность еще не совсем миновала. Остальные годы до начала Отечественной войны дядя работал в издательстве «Советская энциклопедия». Во время войны умер.
«Над страной весенний ветер веет. С каждым днем все радостнее жить...» Так пели мы искренне и горячо, проходя в веселой, праздничной толпе первомайской демонстрации по широкой площади мимо украшенного транспарантами большого дома... А в его застенках, неслышные нам, хрипели избиваемые, ни в чем не повинные люди. А потом людской поток выносил нас на Красную площадь, и мы восторженно кричали «Ура!», махали руками и тянулись к мавзолею, где на трибуне в простом наглухо застегнутом полувоенном кителе стоял самый дорогой нам человек, наш защитник, наш «мудрый кормчий».
Теперь, на фоне вышеизложенного я могу приступить к описанию некоторых эпизодов из моей комсомольской юности. Хорошо помню свое первое комсомольское собрание. Оно происходило в начале ноября 1938 года, длилось 3 дня (!) и было посвящено весьма важному для нас вопросу. Дело в том, что по каким-то причинам наша школа к 1 сентября получила распоряжение освободить ранее занимаемое здание. Для нас в одном из дворов того же Петровского переулка уже выстроили из красного кирпича новую школу стандартного образца. Ей был присвоен номер 635. Но переехать в нее мы не могли. Не было закончено внутреннее оснащение — то ли сантехника, то ли электрика. Наши классы на неопределенное время распихали на 3-ю смену по другим школам района. Эту ситуацию и обсуждало то знаменитое собрание. Место для него нам предоставила начальная школа, располагавшаяся в Дмитровском переулке.