Техник-ас
Шрифт:
Как там у поэта? Гвозди бы делать из этих людей? Нет, не гвозди. Это броня. Несокрушимая броня. Это ежедневный, ежечасный, ежеминутный подвиг. И таких примеров в блокадном Ленинграде много.
Взять, например, Даниила Кютинена. Когда я читал про него, у меня мурашки бегали по всему телу. Смог бы я поступить так, как он? Честно, не знаю. Не уверен. Он, пекарь, умер на своём рабочем месте, как было написано в свидетельстве о смерти, от дистрофии. Это же просто уму непостижимо! Пекарь (!) не съел ни крошки (!) хлеба, который выпекал. Хлеба, который мог бы спасти его жизнь. Вот кого надо канонизировать
За день и ночь метель окончательно стихла, и небо расчистилось. Утром с Санчесом вылетели в патрулирование вместе с третьим звеном: нужно было ознакомиться с районом в воздухе. На аэродроме в состоянии «готовность № 2» осталось первое звено.
Едва набрали высоту, как на связь вышел Самсонов.
– Тринадцатые! Наблюдаю с юга групповую цель. Дистанция – шестьдесят. Высота предположительно две тысячи.
Сразу взяли курс на перехват. Похоже, немцы решили нанести удар по военно-автомобильной дороге № 101, она же Ледовая дорога жизни. Понятно, что не мы одни занимаемся прикрытием дороги и сообщение с нашей РЛС уже ушло в штаб Ладожского района ПВО, в оперативном подчинении у которого имеются целых четыре истребительных авиаполка, но вот время реагирования всё же слишком большое. Да и на вооружении тех авиаполков в основном уже устаревшие И-16, И-153 да порядком изношенные МиГ-3.
Но мы уже в воздухе и явно успеем перехватить немцев, правда, почти над ледовой переправой.
Успели. Чуть впереди и слева хорошо было видно идущих плотным строем шесть Ю-88, немного выше и в стороне – ещё шесть Ме-109. Причём у «мессеров» видны были под брюхом по две авиабомбы-сотки.
– Князь, ваши «юнкерсы». Мы с Кортесом займёмся «худыми». Работаем.
Мы разошлись со звеном Юсупова в разные стороны, плавно набирая высоту. Немцы нас тоже заметили, и «мессеры» поспешили избавиться от своего груза. Они также разделились, и четверо из них метнулись на перехват звена Князя, а двое попёрли на нас с Санчесом. Похоже, немчура здесь ещё непуганая и о нас не слышала. Под Москвой мы приучили немцев не связываться с нами, а здесь прям праздник какой-то: не надо за ними гоняться, они сами к нам идут. Но это, скорее всего, пока.
Фигурять и выяснять с немцами, чьё кунг-фу лучше, мы не стали. Ведущего я срезал ещё на дальней дистанции, чего он ну никак не ожидал. Его ведомый тоже этого не ожидал и поэтому замешкался, что стало для него роковой ошибкой: Санчес добавил к своему счёту ещё один. Немного в стороне на ладожский лёд валился, распустив хвост жирного чёрного дыма, ещё один «мессер». Пара «юнкерсов», дымя моторами, с заметным снижением уходила в сторону южного берега Ладоги. Судя по скорости снижения, явно не дотянут.
Оставшиеся три Ме-109 беспорядочно заметались: видимо, дошло, что тут явно что-то не так, да и русские самолёты окрашены как-то необычно. Они дружно свалились на крыло и попытались в своей излюбленной манере оторваться в пике. Но Учитель (капитан Гоч) и Пихта (старший лейтенант Смолин) явно не были настроены на миролюбивый лад и поэтому рванули следом. Хоть немцы
– Учитель! Отпусти третьего! Пусть, убогий, панику разводит, – даю команду атакующей паре.
Князь (капитан Юсупов) особо разгуляться нам не дал. Я только и успел расстрелять один «юнкерс», как всё, противник закончился. Как раз под нами находилась трасса, и было хорошо видно, как водители выскакивали из кабин полуторок и на радостях бросали в воздух шапки. Ну а мы, покачивая крыльями и приветствуя их, прошли чётким строем на малой высоте над колонной машин, идущих в осаждённый город и везущих в него жизнь.
А дальше началась ежедневная работа. Летали парни много, в отличие от меня. Мне всё больше и больше приходилось сидеть на земле и координировать работу РЛС и истребителей эскадрильи. Хорошо, если удавалось сделать один вылет в день, в то время как остальные делали два-три.
Наш транспортный «дуглас» тоже не застаивался на земле. По просьбе командующего авиацией Ленинградского фронта генерал-лейтенанта Новикова я передал его для вывоза раненых. Заодно на обратном пути и нам доставлялись боеприпасы, запасные части и продовольствие.
Несколько раз вылетали на сопровождение транспортных самолётов совместно с истребителями 127-го полка, которым командовал майор Пузейкин. Поначалу немцы пытались атаковать транспортники, но, увидев краснозвёздные истребители с характерно окрашенными в красный цвет оконечностями крыльев, начали отворачивать в сторону. И так случалось несколько раз, когда мы летали на сопровождение транспортников.
Такое поведение немцев не осталось незамеченным нашим командованием, и нас чаще стали привлекать на прикрытие и сопровождение транспортников и колонн с ценными грузами. Эвакуируемые гражданские тоже откуда-то знали, что если их с воздуха прикрывают белые краснозвёздные истребители с красными оконечностями крыльев, то бояться налёта немецкой авиации не надо.
Далеко не всегда немцы отворачивали, увидев нас, и тогда приходилось вступать в бой. Воздушные бои над Ладогой были по-настоящему жаркими. Порой казалось, что сам лёд горит от упавших на него самолётов. К сожалению, не только вражеских. Полки, прикрывавшие Дорогу жизни, несли потери. Мы тоже часто привозили пробоины в крыльях и фюзеляжах. Пару раз бывало, что парни едва дотягивали до аэродрома. Однако день-два – и истребители, отремонтированные руками наших техников, вновь уходили в небо.
Палатки-ангары для самолётов, ещё под Москвой изготовленные нами из брезента по моим эскизам, явно заинтересовали наших коллег. Удобная штука получилась. Несколько жердей-опор, примерно минут сорок работы, и вот самолёт уже укрыт от непогоды. Ставь внутри печку-буржуйку, и можно зимой вполне комфортно заниматься ремонтом и обслуживанием. Новиков выцыганил у меня одну, правда, обещал, что вернёт, и вскоре такие же импровизированные ангары начали появляться и в других полках. Не знаю, кто сболтнул, но называли их не иначе как палатки-копьёвки, или сокращённо – ПК.