Текст ухватил себя за хвост
Шрифт:
При том не понимающий, в смысле как бы не ведающий, что творит.
И что, прикажете делать с таким?
Как что. Лоботомию.
Лавина начинается с маленького камушка. Не надо объяснять, что должны быть еще и условия для развития лавины, это и так всем понятно.
Отряды борьбы с лавинами занимаются тем, что находят такие места, где эти условия имеются в наличии и провоцируют лавины в самом безопасном,
Главным аргументом в пользу создания нашей конторы, как раз и был этот аргумент. Аргумент минимизации вреда и наоборот, максимизации пользы. Надо сказать, за время существования служба своё отработала, то есть окупилась стократно и тысячекратно.
Только об этом никто не знает. Кроме того, кому это положено. Впрочем, того, кому это положено, на самом деле, просто не существует, потому что писать сценарий ужастиков – катастрофического развития событий, пытаются все, кому не лень.
А вот реально предотвратить катастрофу не удавалось пока никому. На первый взгляд.
На второй взгляд, всё происходит с точностью до наоборот. Те катастрофы, которые происходят – это на самом деле никакие не катастрофы, это минимально возможный ущерб из вероятного развития событий.
Потому что узлы напряжения, они возникают всё время, раз за разом, и с каждым разом копится всё более серьёзный потенциал.
Так что если бы нам, да и не только нам, нам всем, не удавалось иногда находить эти узлы, то мало бы никому не показалось. Оно и так мало никому не кажется. Но настоящей, глобальной катастрофы пока не произошло.
Потому что мы пока, или, может быть, можно сказать, уже? Мы уже есть.
Вот почему некоторые считают, что имеют право вмешиваться в чужую жизнь, а я так не считаю? И кто-то еще считает, что знает, что такое зло. Кто-то злобный и большой. Этот кто-то взял и объявил меня злом. И решил меня победить.
Или я себе решил польстить, потому что никому до меня и дела то нет? Но у меня возникло такое ощущение, что кто-то собирается меня победить, потому что я зло и есть, а он априори несёт в мир добро и свет, а поэтому ему просто необходимо меня победить.
Я пока еще не знаю, кто это он, но думаю, что у него ничего не получится, потому что это именно я несу в мир добро и свет, мне, по крайней мере, так кажется.
Вообще-то я ничего в мир не несу, что я несун что ли какой, но меня вдруг таковым посчитали.
Это мне Дюдюка сказала, а она просто так ничего не скажет. Раз она сказала, так оно на самом деле и есть. Что-то она стала частенько мне попадаться на дороге в последнее время, это явно неспроста, это явно означает, что что-то происходит или назревает.
Или уже назрело, и вот-вот начнет происходить. Знать бы еще, что это что, и как с ним бороться.
Босс
И ведь светиться не следует. На связь не выходят, родственников пугать не стоит – испугаются. Интересно, это у них непроизвольно получилось?
Знаю, что не сговаривались, но они теперь – как ниточка с иголочкой – крепко повязаны. Хоть и не понимают. А тут еще контора. Ладно, с солдатиком успел полюбовно, а то никаких аргументов не набрать бы было. Это как раз и значит, что в жизни всегда есть место подвигу.
NoСтарые безумцы еще безумнее молодых.
Глава 4, в которой старые безумцы еще безумнее молодых
этот час будет завтра зачтен за два.
Он допил "Оболонь". у Неё халва
просыпалась сквозь пальцы, и падала возле ног.
Он, ведь, не был, как Бог. Он был зол и пьян.
хоть и числились в предках князья-графья,
но диван был по-прежнему узкий. еще глоток -…
три четыре и пять пролетели влёт.
и в глазах у Неё растворился лёд -
столь ненужно-обыденный между двумя людьми.
так они и сидели, ловя затакт.
за окном суетился размытый тракт.
у Неё на часах было шесть, у Него – к семи.
только ливень всё лил, ковыряя жесть.
Он настроил и свой циферблат на шесть,
чтобы с Нею прожить этот краденый лишний час.
мерно капли неслись из-под рая вниз,
пах из кухни разлившийся антифриз,
и притихшие стрелки часов не точили ляс.
но к семи стало ясно, что дело – дрянь.
Он – басист и программер, а в общем – пьянь.
коридор покачнулся, но выдержал этот крен.
а Она все ловила Его слова,
и на то, что знакомы едва-едва,
отвечала кивком, доедая вишнёвый крем.
Он трезвел до восьми, понимая – ложь!
ведь обычная дура. ну что возьмешь!
девять, десять – тянулись витками стальных пружин.
Он кричал, что весь мир догорел дотла…
и в одиннадцать ровно Она ушла,
на ветру у подъезда глотая холодный джин.
но часы разобьются 12 раз,
нервно дернется время – электроджаз
будет плавить минуты, слова, и Её черты.
Он стекло разобьет, закричит: "люблю",
но закончатся звуки на первом "лю-",
и безумие глянет вороной из темноты.
этот час будет завтра зачтен за два.
Он допьет "Оболонь". а Её слова
растворятся в тумане последних ночных такси.
Он разрежет портвейном любовный флюс,
джаз иссякнет. квартиру затопит блюз