Телеграмма из Москвы
Шрифт:
– - Сейчас... позову... сию минуточку...
– - В чем дело?
– - выбежал из кабинета всполошившийся Столбышев.
– - Обком!
– - простонала Раиса.
– - Слушаю! Столбышев.
– - Ты что? Под суд хочешь? Трам, тарам, там, там!!!
– - запрыгала, изрыгая ругательства, телефонная трубка.
– - Очковтирательство?! Трам, там, там!!! С живого не слезу! Чтобы через два дня уборочная была кончена! Работайте днем и ночью! Не давай никому жить! Трам, тарарам, там, там!!
Полчаса трубка прыгала в дрожащей руке секретаря
– - Ну, начался штурм!
– - решили райкомовцы и забегали, как угорелые, по зданию.
– - Где инструкция номер 26439?
– - Переворачивай этот шкаф!
– - Да не тут! Куда на пол бумаги швыряешь?
– - Беги скорее в "Изобилие"!
– - Стой! Не в "Изобилие", а в "Знамя победы"!
– - Не загораживай дорогу!
– - Ох! Куда на ноги прешь?!
– - Кишлак якши?
– - Иди ты со своим кишлаком, идиот несчастный!!!
– - Свистеть всех на палубу!
– - закричал Столбышев, неизвестно почему пользуясь морскими терминами.
– - Аврал!!!
И все потонуло в хаосе.
Не имея времени даже созвать руководящих работников на совещание в райком, Столбышев, побегав час без толка, охрипнув от крика и команд, бросился к телефону и, уцепившись за него, как за якорь спасения, захрипел:
– - Центральная! Центральная! Подключить к моему телефону все телефоны района! Срочно! Да, одновременно! Альо! Всем! Всем! Начинается всерайонное совещание по телефону!
Три часа Столбышев кричал, давал приказы и распоряжения, слушал одновременно отчеты нескольких лиц. Все совершенно перепуталось.
– - Конь сивый ногу сломал!
– - кричали из колхоза "Рассвет", и одновременно из другого колхоза докладывали, что уполномоченный райкома запил и не работает.
– - Тащи в райком!
– - орал Столбышев.
– - Кого? Коня?
– - Нет уполномоченного!
– - Сейчас еду!
– - Да не тебя! Другого!
– - Какого другого?
– - Альо! Альо! Матюкина в райком тащи!
– - Нет у нас Матюкина!
– - А кто сломал ногу?
– - Сивый.
– - Тащи сивого!
– - Так это же конь!
– - А почему ты говоришь, что он запил?
– - Это я говорю.
– - Кто -- я? Почему сивый пьянствует?
– - Нет у нас сивого. У нас -- Матюкин.
– - А кто ногу сломал?
– - Сивый!
– - А у нас из строя транспорт выбыл!
– - Кто говорит?
– - Утюгов.
– - Который Утюгов?
– - Нет у нас Утюгова. У нас -- Матюкин!
– - Стой, не с тобой говорю! Стойте все! Молчать!
– - заорал выведеннный из себя Столбышев.
– - Всем мобилизовать старых и малых, школьников и все, что движется. Нажимайте! Не давайте никому дышать! Через полтора дня уборочная и воробьепоставки должны быть кончены! Трам, тарам, там, там!!! Под суд отдам! Шкуру спущу!..
Ночью
Под утро дождь перестал лить, и чуть только забрезжил мокрый рассвет, половину колхозников сняли с уборочной и бросили на ловлю воробья. Изнеможенные ночной работой люди двигались, как сонные мухи.
– - Хватай!
– - толкал под руку колхозника уполномоченный, и воробей порхал в сторону. Если уполномоченный не толкал под руку, то измученный колхозник и не думал хватать.
– - Ты что стоишь? Лови!
– - Иди ты!
– - мрачно отвечал колхозник уполномоченному, а тот уже маячил около другого:
– - Лови, тебе говорю!
Днем все районное начальство было потрясено неожиданным событием: Мирон Сечкин поймал и доставил в целости на приемный пункт сорок шесть воробьев. Рекорд "знатного воробьелова" Сучкиной был перебит. Столбышев вначале даже растерялся и, вызвав к себе Сечкина, стал его упрекать:
– - Нехорошо, того этого, товарищ Сечкин, подрывать авторитет партийных органов!
– - Почему?
– - удивился Сечкин.
– - Ведь вы же сами все время призывали всех перекрыть рекорд Сучкиной!
– - Так то так, -- согласился Столбышев, -- но вы же не маленький и понимаете, что рекорд, так сказать, должен быть организованным, в нем должна быть вдохновляющая роль партии...
– - А вы возьмите и напишите, что целый день меня вдохновляли...
– - Мда... Правильный оргвывод и честное отношение к делу, -- успокоился Столбышев.
Сечкин вышел из кабинета секретаря райкома и, не в силах от радости удержать себя, бросился бегом к воробьехранилищу.
– - Ну, вот и подложили свинью Соньке-рябой, -- еще с хода кричал он деду Евсигнею, который со старой берданкой в руках охранял воробьехранилище.
– - Ну, и слава Богу, -- обрадовался дед.
– - Не видать теперь паразитке ордена, как ушей своих!..
Все же, Столбышеву, наверное, тяжело было переживать поражение выпестованной им "героини воробьеловства", потому что он пошел к Соньке-рябой, разбудил ее и, глядя на опухшее от сна лицо ее, пробурчал:
– - Почиваешь, так сказать, на лаврах, на данном этапе?
– - А чаво?
– - огрызнулась Сонька.
– - Я поработала, тяперича пусть другие работают!
– - Поработала, говоришь?
– - возвысил голос Столбышев.
– - По какому ты, того этого, участку показатели дала?! Я ставлю вопрос конкретно, на сегодняшний день, где твой рекорд?!