Телеграмма из Москвы

Богданов Леонид

Сонька-рябая, не понимая причины раздражения секретаря райкома, замигала белыми ресницами и неуверенным тоном спросила: -

– - Разоблачили кого-нибудь из вождей?..

– - Я тебе покажу "разоблачили"!!!
– - грозно, но с отеческими нотками в голосе прокричал Столбышев.
– - Иди, лови, а не то, так сказать, я за успехи не ручаюсь!!!

Но без специальных тепличных условий, без многочисленных помощников, "знатный воробьелов" выполнила не рекордную, а простую норму улова точно на ноль процентов и столько же десятых.

Звезда Соньки Сучкиной закатилась, -конечно, "не насовсем", но на поприще воробьеловства она не могла уже пожать почести, ордена и прочее, что ранее сыпалось на нее из рога партийного изобилия.

Тем временем Мирон Сечкин с помощью Евсигнея готовил еще больший рекорд на следующий день.

Дед Евсигней держал отогнутую от задней стены воробьехранилища доску, а Сечкин, подставив к образовавшейся дыре сетку, длинной палкой шарил внутри помещения.

– - Давай, давай! Ловись и большие, и маленькие!..

– - Смотри, Мирон, еще орден получишь!

– - На кой он мне? Да и не дадут. Если бы рекорд готовился райкомом, тогда -- другое дело. Ну, хватит. Отпущай доску. Они нас обманывают, а мы -их!..

На следующий день, как то и бывает при всех штурмах, Орешники украсились плакатами, лозунгами, диаграммами. Десятки людей, спасаясь от работы в поле, писали, рисовали, придумывали тексты.

– - Кто, того этого, скажет, что мы не мобилизовали все силы на выполнение плана?
– - спрашивал Столбышев сам себя, разглядывая украшенные стены и заборы.
– - Надо, так сказать, в отчете упомянуть о высоком уровне организационных мероприятий. "Поднять воробья на недосягаемую высоту", -прочел он один из лозунгов и прищелкнул языком: -- Правильно!

Мимо него по улице два комсомольца прогнали табун школьников младших классов.

– - Грузить снопы будем, -- на ходу рапортовал один из погонщиков.

– - Правильно! Того этого, нажимай на них! Пусть привыкают к труду.

Столбышев круто повернулся и, заложив руки за спину, пошел к райкому.

У райкома стоял грузовик, полный людей в городской одежде.

– - Вот, из области прислали на подмогу, -- доложил Матюков.

– - Опять, того этого, акушерские курсы?

– - Нет, музыканты. Эй, скрипка! Пойди сюда...

С грузовика спрыгнул худой, как щепка, человек лет двадцати и, поправляя на ходу очки, подошел к Столбышеву.

– - Мы -- студенты областной консерватории имени Чайковского, --! начал он робко.
– - Мобилизовали нас на уборочную. Только, пожалуйста, нам полегче работу. Мы все скрипачи. Знаете, пальцы надо беречь...

– - Матюков! Ты, того этого, косить их пошли!

– - Пальцы, понимаете?..

– - Что мне -- пальцы?
– - перебил Столбышев.
– - Мне уборочную проводить надо. Разгружайтесь и айда!.. Тоже мне помощники...
– - Столбышев с головы до ног окинул студента презрительным взглядом..

В это время со стороны грузовика донеслась тихая скрипичная игра. Матюков разозлился и со словами: "это тебе не опера!"

подошел и дернул играющего за скрипку.

– - Осторожней! Это копия Страдивариуса!
– - завизжал тот.

– - А по мне пусть она хоть копия самого контрабаса! Слезай и -- косить!

Студенты, бережно держа в руках скрипичные футляры, по одному стали слезать с машины, И, наконец, на ней остался один человек, явно не похожий по внешнему виду на питомцев консерватории имени Чайковского. Он сидел на борту кузова, засунув руки в рукава замасленного пиджака. Под одним глазом у него красовался синяк. Левая щека, заросшая седой щетиной, распухла от флюса. А сизый нос его был величиной с хороший огурец.

– - А вы кто?
– - спросил его Матюков.

– - С производства, -- прохрипел тот, приоткрывая лишь правую половину рта, -- с завода "Красный пролетарий". Направили на уборочную. Член партии Ленинского призыва с 24-го года.

– - Ценный работник, -- проговорил Столбышев, подходя к машине.

Ценный работник посмотрел на него без улыбки и прохрипел:

– - Хотели послать к вам другого, да запил я, и вот, в наказание, на уборочную...

– - Назначаю вас старшим над скрипачами. Вот, того этого, Матюков с вами утрясет все вопросы...

Неожиданно из-за угла показались мчащиеся на полном ходу подводы и бочки орешниковской пожарной команды. На передней бочке, рядом с брандмайором в медной блестящей каске, стоял растрепанный Семчук и, дико вращая глазами, кричал:

– - Гони скорее! Гони, что есть духу, вывозить зерно из "Изобилия"!

Пожарный трубач заиграл в горн.

– - Организация сдачи зерна государству -- главная обязанность партийных и советских органов!
– - под звуки пожарной трубы процитировал Столбышев выдержку из циркуляра обкома.

– ------

ГЛАВА XX. "ЖИЛ БЫЛ У БАБУШКИ СЕРЕНЬКИЙ КОЗЛИК..."

Отшумела паника уборочной, Мрачные предположения, что колхозникам достанется по 200 граммов зерна на трудодень, оказались оптимистическими. В некоторых колхозах дали по 150 граммов, а в некоторых колхозникам ничего не припало и они еще остались должны государству. Правда, им все же выдали по два пуда пшеницы на человека в счет наделов на трудодни следующего года. Не смущаясь этим обстоятельством, Столбышев организовал "праздник урожая". И ограбленные должны были веселиться.

В самый разгар праздника в Доме культуры "С бубенцами", когда орешниковский любительский хор пел песню "Живем мы весело сегодня, а завтра будет веселей!", к Столбышеву, сидевшему в первом ряду, подошел Семчук и подал телеграмму. Столбышев прочел ее, сильно потряс Семчуку руку, выбежал на сцену и, став перед неловко прервавшим песню хором, возвестил залу:

– - Товарищи! Приемочная комиссия, того этого, на данном этапе, из Москвы, конечно...
– - он судорожно глотнул воздух и, не в силах удержать радость, хрипло прокричал: -- Ура!!!