Телохранитель Генсека. Том 1
Шрифт:
Фактически Белла — её настоящее имя Берта Король — была хозяйкой всего Сочинского побережья. Она занимала должность директора Геленджикского треста столовых и ресторанов.
Железная Белла получала прибыль со всех подведомственных предприятий. В моё время эта прибыль называлась откатами. Но ей не столько нужны были деньги, сколько власть. Потом вскроется много преступлений. Всех, кто пытался встать на её пути, устраняли физически. Но главное было даже не в этом. Она держала в своих крепких ручках практически всю верхушку Краснодарского края. Начиная от секретаря горкома Геленджика,
Но вот о её связях с иностранными спецслужбами я слышу впервые.
— Ниточки связей Беллы тянутся как в Москву, на самый верх, так и за рубеж, — задумчиво проговорил Рябенко. — Сейчас этим активно занимаются. Похоже, Белла сядет надолго.
Я усмехнулся. Белла не сядет. Её расстреляют. Причём, настолько поспешно, что большинство своих контактов она унесет с собой в могилу. Кто-то в высших эшелонах очень боялся, что Белла заговорит. А вот кто именно, так и не выяснили. Я вспомнил об обнаруженном в квартире Галины Брежневой наблюдателе.
— Когда я нашёл у Галины Леонидовны в квартире наблюдательный пост, Нефедов упоминал о человеке по фамилии Урнов, Андрей Юрьевич. Вы о нём что-то знаете? — спросил я генерала Рябенко.
— Нефедов умер. Прямо в автозаке. Не довезли до Лубянки. — Александр Яковлевич нахмурился. — Не удивлюсь, если ему «помогли» умереть.
Я в ответ только хмыкнул. Вот я тоже не удивлюсь! Нет человека — нет проблемы. Теперь формально поставят кому-нибудь на вид, назначат «мальчика для битья». А значит, найти организатора вряд ли получится.
— А Урнова ты не трожь. Даже не думай ничего плохого о нём. Андрей Урнов нормальный мужик, я с ним давно знаком. Не скажу, что друзья, но приятельствуем. Иногда пересекаемся.
Рябенко внимательно посмотрел на меня и добавил:
Взаимовыгодно пересекаемся. Гарантирую, он к наблюдателю в квартире Галины не имеет никакого отношения.
Несколько секунд генерал молчал, не сводя с меня пристального взгляда. Я слышал мысли, роящиеся в его голове: «Слишком много знает парень, не по чину. Только не могу понять, откуда?»
Ещё не хватало, чтобы он начал меня подозревать.
— Не хочу, чтобы вы перестали мне доверять, — я говорил совершенно искренне. Но хотел при этом дать человеку приемлемую для него картинку. — Служба мне нравится. Леонид Ильич для меня вообще как родной человек. А то, что я нечаянно угадал с датой смерти Мао и фамилией предателя Беленко — это действительно увидел во сне. После аварии что-то с мозгами случилось. Будто что-то щелкнуло. Говорят, на фронте подобные случаи бывали.
— Слушай, а ведь действительно! — Рябенко даже обрадовался такому объяснению. — Со мной служил водитель. Петром звали. С Урала парень. Представляешь, попали мы с ним под обстрел. Я-то ничего, отделался парой царапин. А его взрывной волной отбросило, потом ещё сверху землей присыпало. Вытащил его. Ни одной царапины на нем не было. Контузило, конечно. А потом, как он в себя пришёл, у него способности открылись. Посмотрит Петя на человека — и точно скажет, мол, сегодня погибнет. Сначала он пытался людей предупредить, а всё равно шли в бой и гибли. От него шарахаться в конце концов начали. Кому приятно о своей смерти заранее
— Так, а с Петром-то этим что потом случилось? — спросил я.
— Опять разговор в сторону повел? С Петей всё в порядке было. До сорок пятого года. Уже Берлин брали, когда он сказал, что пришла его очередь. Так и погиб за час до того, как объявили о капитуляции. Но я сейчас спрошу тебя прямо: что ты ещё видел, о чём стоит предупредить?
Он выжидательно смотрел на меня, а я лихорадочно вспоминал. Точно! Теракты в метро!
— Январь семьдесят седьмого года, — сказал я. — Серия терактов. Взрывы будут в Московском метро. Первую бомбу взорвут восьмого января, Измайловская. Вторую в магазине на площади Дзержинского, в продмаге. И на улице 25 Октября. Рядом с Лубянкой.
— А кто, что? — Рябенко вскинулся, как собака, взявшая след.
— Армяне. «Дашнакцутюн». Фамилия вроде ещё была. Затек… А, точно, Затекян! Во сне видел взрывы, много погибших, картина была страшная.
— «Дашнакцутюн»? У нас-то они откуда? — удивился Рябенко.
«Дашнакцутюн» — это слово было известно всем, кто имел отношение к КГБ. Армянская революционная федерация. Долгое время считалось, что существует она только за границей — в Ливане, в Сирии. В будущем члены этой террористической организации войдут в правительство Армении. Будут активно участвовать в борьбе за Карабах.
— Ещё видел во сне Леонида Ильича. Он едва ноги передвигал. Заговаривался. В семьдесят восьмом году все будут думать, что он не жилец.
— А причина?
— Вы знаете эту причину, — я вздохнул. — Коровякова, Нина Александровна. Чем скорее уберём её, тем больше шансов поправить здоровье Генсека и продлить ему жизнь.
— Это и без твоих снов понятно. Это всех нас беспокоит. Не одни мы с тобой думаем, как убрать эту пиявку. Ладно, не буду тебя больше задерживать, дома уже ждут. Думаю, у нас будет еще время поговорить. Тем более, что собеседником ты становишься все более интересным и даже удивительным.
Было над чем подумать. Ведь я уже начал менять будущее. И, похоже, у меня получалось. МИГ-25 не угнан в Японию. А значит имидж СССР не пострадает. Это даже если не говорить о материальной стороне угона. Не придется выбрасывать на ветер миллиарды рублей на смену всей системы кодировок «свой — чужой».
Впоследствии Рябенко долгое время не возвращался к разговорам о моих снах. Видимо, вначале хотел получить дополнительные доказательства. И, думаю, пока армянских террористов не схватят с поличным, не поднимет эту тему.
А я сосредоточил всё внимание на Коровяковой.
Нина Александровна, несмотря на принятые меры, всё равно умудрялась давать Генсеку «Ноксирон». Я поговорил с Рябенко и Чазовым. Решили, что лекарства будут выдаваться непосредственно перед процедурами. При приеме лекарств должен присутствовать начальник смены.
Но Коровяковой удавалось подменять лекарства. Она настраивала Брежнева — и тот закатывал скандалы. В итоге нам приходилось оставлять его с Коровяковой наедине.
Придя утром на смену, я увидел Генсека именно в таком состоянии — по ту сторону добра и зла.