Телохранитель Генсека. Том 2
Шрифт:
Вернулся во двор. Хозяйственный двор отгорожен забором, там копошились куры, гордо выхаживал среди них петух. Раньше держали еще корову, свиней, но сейчас мы выросли, и мои старики больше не заводят скотину. Отец говорит, что им с матерью много не надо, а мы с Зоей своими домами живем. Да и в колхозе всегда можно купить и молоко, и мясо. Достаточно прийти в контору и выписать все, что нужно. Потом получить на складе. Колхоз — миллионер, и таким его сделал мой рыжий зять Василий Панкратов. Когда его назначили председателем, никто серьезно не воспринимал Ваську. Колхозники говорили: «Как был оболтусом, так и остался», а теперь ходят — раскланиваются
Вышел за калитку. Бабка Акулина в вечном дозоре сидела на скамеечке возле своего забора. Закутанная в серую пушистую шаль, в старенькой цигейковой шубе, на ногах валенки с галошами, в руках вечная клюка. Кажется, та же самая, с которой старуха ходила, когда я был ребенком. Поздоровался, снова удивившись: сколько же ей лет? В моих детских воспоминаниях Акулина Никифоровна осталась такой же старой и вот так же сидела на скамейке, провожая каждого, кто проходил мимо, сердитым взглядом.
Дошел до околицы и вышел на дорогу к лесу. Раньше она была основной, но теперь проложили шоссе, и ею редко пользовались. Дошел до леса. За ним текла речка. Вспомнилось, как мать работала в колхозе, и я с десяти лет помогал ей. В телегу запрягали старого мерина, Снежка. Доярки и скотницы ставили на телегу фляги с молоком, и я отвозил их в соседний колхоз, там был молокозавод. Колхоз назывался «Новый быт». Сейчас это название кажется забавным, но тогда в пятидесятых годах оно звучало вполне себе современно и прогрессивно. Ехать приходилось десять километров туда и столько же обратно. Но не всегда удавалось проехать реку без приключений.
Помню, как однажды в слякоть возвращался с молокозавода. Снежок поскользнулся, и телега понеслась мимо въезда на мост вниз, в воду. Я тогда едва не разбился, но видать родился в рубашке — не только сам выжил, но и умудрился коня на берег вывести. Телега, правда, была сломана — вывернуло оглоблю. Я собрал пустые фляги, затащил на берег, составил рядком. Потом послали скотников собрать все и привезти на ферму.
Еще как-то провалился под лед. Вроде бы река встала и лед был крепким. Не помню уж, почему не поехал по мосту. Опять повезло — место было мелким, и с лошадью удалось справиться.
Дальше по течению, где берег становился пологим, мы обычно рыбачили. Чаще всего с Васькой Панкратовым. Мне нравилась рыбалка, особенно, в конце октября. Снег еще не выпал, а река встала после первых морозов. Лед уже твердый, но еще прозрачный. Мы колотушками били по льду. Видно было, как рыба, оглушенная, всплывает вверх. Потом вырезали кусок льда и прямо руками выбирали мелочь. Крупную насаживали на острогу и вытаскивали на лед. Помню, тогда чувствовал себя добытчиком. С такой гордостью нес домой полное ведро рыбы!
А вон в том вон лесу виднелись корпуса пионерского лагеря. Сейчас их еще видно, но придет весна, лес покроется листвой и можно пройти мимо, не догадываясь, что за деревьями целый пионерский городок. Мальчишками мы часто бегали в пионерский лагерь — играть в футбол. Пионеры все аккуратные, в спортивной форме и тапочках, а мы — деревенские — кто в чем. В основном драные штаны, растянутые кофты, часто с отцовского плеча, и босиком. Но почти всегда выигрывали. Подумалось, что стыдясь своего вида на фоне аккуратных пионеров, именно тогда я стал ценить хорошую одежду. Но зато выигрывали почти всегда! Назад, в деревню, шли радостные, бурно обсуждая прошедший матч.
Все-таки у меня было отличное детство! Тяжелое, да. Много
Назад возвращался по главной улице. Прошел мимо школы. Сейчас построили новую, двухэтажную, из красного кирпича. А старое здание было деревянным, большой длинный дом, восемь учебных комнат и учительская. По бокам пристройки. С левой стороны котельная, склад, спортзал, а в правой пристройке четыре комнаты. В них жили директор школы и трое незамужних учительниц.
Со школой связано самое потрясающее воспоминание из детства.
Как-то в четвертом классе я подрался с задиристым Васькой. Панкратовы недавно переехали в нашу деревню, но мелкий новичок вел себя довольно нагло. И сильно доставал меня, обзывая то коломенской верстой, то корабельной мачтой. В тот день он так ехидно прищурился и выдал:
— Володька, а ты знаешь, что на больших столбах кошек вешают?
Я всегда был сдержанным, спокойным и не отличался взрывным темпераментом, но тут психанул — так стало обидно за кошек! Мы сцепились, покатившись по траве. Мутузили друг друга кулаками, я расквасил Ваське нос и поставил солидный фингал, засветив кулаком под глаз.
Потом вместе стояли у директора в кабинете. Екатерина Алексеевна отчитывала нас, а мы с Васькой сопели, глядя в пол. Меня, как самого высокого — Василий не доставал мне макушкой до плеча — директор назначила виноватым. Заставила пообещать, что драк больше не будет и в заключении воспитательной беседы потребовала, чтобы мы с Панкратовым пожали друг другу руки. Васька с готовностью протянул мне руку, но я отказался пожать ее в ответ.
— Панкратов, ты можешь идти, — сказала Екатерина Алексеевна. — А ты, Медведев, приведешь в школу родителей. Тогда и получишь свой портфель.
Идти домой было стыдно, я долго слонялся возле школы. Ко мне подошел Васька. Я даже подумал, что снова будем драться, но он наоборот искал примирения.
— Слушай, ты на меня не злись, а? — сказал он как-то неуверенно, даже просяще. Я удивился до такой степени, что остановился.
— Я просто тут недавно, друзей нет, — Васька пнул камешек и помолчал, наблюдая, как далеко он отлетит. — Вот и цеплялся к тебе, думал, раз ты самый большой, то я буду самым смелым, если буду обзывать тебя.
— Самым дурным ты будешь, — проворчал я, все еще сердясь. — Как теперь я родителям скажу, что у меня портфель директор забрала?
— А пойдем к Журавлевой? Вместе, — предложил Васька. — Извинимся, поклянемся, что будем лучшими друзьями. Ну она же нормальная такая директриса, поди простит?
Екатерина Алексеевна уже была в своей комнате и, когда мы постучали, она сразу открыла дверь.
— Екатеринсевна, мы теперь друзья, чесслова! Отдайте Вовке портфель, а? А то ему отец всыпет. И я сам виноватый, я первый дразниться начал! — тараторил Васька, строя жалостливые и умоляющие глаза. А я почему-то не мог отвести взгляд от стола, на котором на красивой кружевной скатерти стояла огромная хрустальная ваза с цветами. Помню, как тогда я был потрясен — эта ваза показалась мне верхом богатства и роскоши!