Темное искушение
Шрифт:
Беспокойные волны бросались на песочный берег, накатывая барашками. Пена попадала на ее юбку, иногда на щеки. Она даже не удосужилась вытереть влагу с кожи, а позволила ей слиться со слезинкой, которую не смогла удержать.
Она не могла принять это ощущение безысходности. Если бы только она могла убедить свое сердце в том, что понимал ее разум; Чад Раттерфорд не был тем человеком, которого она встретила в часовне на Блэкхит Мур, не был тем благородным, честным и настоящим. Она задумалась, не туман
Вероятно, в этом его нельзя было упрекнуть.
— Я подумал, что найду тебя здесь.
Ее охватила дрожь от бархатного тембра его голоса, но она не отвернулась от бушующего моря. То, что он нашел ее тут, не удивило Софи. Прошлой ночью он остался на ферме, втиснув свое длинное тело на тот самый диванчик, на котором лежал Доминик, а затем поднялся наверх в свою постель. Она намеренно ускользнула на берег моря, чтобы избежать ненужных споров и последних, неважных воззваний, но, оказалось, он не мог ее оставить без слов прощания.
Она бы так хотела, чтобы он поступил по-другому. Она так хотела, чтобы он вернулся в Эджкомб или куда-нибудь, чтобы не заставлял ее выносить мятежное желание, возникающее в ней в его присутствии. Воспоминания о каждом поцелуе, о каждом прикосновении, и болезненная жажда, которую они вызывали, будут преследовать ее всю оставшуюся жизнь.
Почему бы ему не уйти и не подарить ей мгновение спокойствия?
— Софи, я… я хотел…
Он почувствовала жар его ладони, нависшей над ее затылком. Он подошел ближе, и прикосновение его груди к ее спине зажгло ее кожу. Она дернулась и развернулась к нему лицом. Он стоял в рубашке, лен на ветру прилип к его мускулистому торсу.
— Сделать что? — спросила она. — Извиниться?
— Я бы извинился, если бы это было возможно, я знаю, что потерял твое доверие. Вероятно навсегда, — Бриз смахнул его золотистые волосы с брови, показав заживающий порез на виске. Круги под глазами отражали темные тучи, плывущие над водой. Его усталый, хриплый голос отдавался эхом в беспокойных океанских глубинах.
Не желая поддаваться чувствам сочувствия и беспокойства, крепко охвативших ее сердце, она отвернулась, глядя на летящего в шторм буревестника, устремившегося вниз к волнам. — Как ты можешь даже говорить о доверии? Я так доверяла тебя. Так доверяла. Почему ты не мог ответить мне тем же?
— Если бы я тебе рассказал правду с самого начала, поняла ли ты меня? Простила бы?
— Твои преступления должны быть прощены по закону. Но твоя ложь и воровство — это я нахожу непростительным.
— Воровство? — он нахмурился, искренне озадаченный. — Разве меня за это уже не судили?
— Я имела в виду то, что ты украл у меня. — Ее сердце. Ее девственность. Да. По правде сказать, ничего он у нее не украл. Она сама отдалась ему с радостью и жаждой. Внутри нее родилась дрожащая уверенность, что если они еще немного постоят на этом пустынном, обдуваемом
— Я — мерзавец, Софи. И да, я украл у тебя то, чего в моей собственной жизни не доставало: твою смелость, твой дух и твою милую, упрямую решительность сделать всё правильно, не обращая внимания на риск для себя. — Он поднял руки, словно хотел потянуться к ней, потом опустил их по бокам. — Неудивительно, что я не мог сопротивляться тебе.
Его голос превратился в шепот, который и ласкал, и мучил ее. Софи позволила себе взглянуть в его коньячного цвета глаза, ожидая увидеть тени и неизвестность, а нашла лишь боль и такое глубочайшее сожаление, что боялась утонуть в нем, если подождать еще на мгновение дольше. Она посмотрела на море.
— Прошу. Поверь, что я никогда не желал причинить тебе боли, — прошептал он позади нее.
— Если бы только ты не солгал, вероятно, мы нашли бы способ пробить отверстие в стене между нами. Но даже, когда ты, наконец, признался в том, что связан с контрабандистами и мародерами, ты снова солгал.
Он обошел вокруг нее, на его лице явно видно было непонимание. — Я рассказал тебе всё прошлой ночью. Клянусь, что ничего не упустил.
— Это касается не того, что ты упустил, — сказала она, — а того, что ты добавил.
Он покачал головой и развел руками. — Что же?
Ее гнев рос, и она сжала руки, чтобы не дать себе схватить его за плечи и потрясти.
— Призраки. Твое нелепое утверждение, что призрак провел тебя по Пэнхоллоу, что призрак руководил твоими действиями. Я полагаю, что ты потом мне скажешь, что именно привидение заставило тебя нарушить закон. Вероятно, призраки убили тех троих матросов, попавших в сети рыбацкой лодки Йена.
— Боже, нет. Те ошибки — полностью моя вина. А что касается убийства, это было сделано людьми из плоти и крови.
— А что же ты? Кому причинил боль ты? Кого ты…
Она не могла этого произнести. Она доверилась его рукам, его прикосновение вознесло ее на невообразимые вершины экстаза. Был ли он способен на убийство?
— Клянусь тебе, я никогда не совершал насилия. Мои преступления касаются соучастия, помощи в том, чего я полностью не сознавал. И потому, что я не позаботился о том, чтобы узнать о последствиях контрабанды, и о том, что частенько в этом деле жертвовали невинными, я никогда полностью не смогу искупить свою вину.
— Ты слишком много клянешься. Я бы так хотела поверить в твою искренность.
И всё же Софи опасалась именно подобного: снова стать жертвой его манипуляций, снова поверить ему.
— По крайней мере, поверь в это, — сказал он. — Призрак — настоящий. Я сначала отрицал подобную возможность, но после того, что я увидел и почувствовал прошлой ночью до того, как нашел тебя, у меня нет иного выбора, кроме того, чтобы понять: призрак направлял меня с тех самых пор, как я прибыл в Пэнхоллоу. Вот почему я отсылаю тебе с викарием, а не сам везу тебя в безопасное место. Это привидение дало мне задание, и я должен остаться и проследить за его выполнением.