Тёмное
Шрифт:
Удивительно, как голый лист, вкупе с пустой головой и бездействующими руками, пересекают друг друга из раза в раз. Сколько ни пытайся придумать что-то новое, сколько ни желай создать что-то уникальное, а без трёх главных составляющих попытки обречены на провал. Мыслю я о простых, но фундаментальных предметах: о словах, что не выветриваются из головы даже в ненастную погоду, о чувствах, что переполняют запечатанные конверты, и, конечно же, о поступках, непрекращающихся потоках действий. Мне лестно начать с последних – именно ими определено моё существование, а вместе с ними и пережитые чувства. Благодаря воспитанию действий, мне даются заслуги тяжкие, пережитые – трагедии, комедии, обыденности. Но, так ли важны заслуги пережитого, если способов получить их очень мало? Да, все невербальные проявления тоже есть действия. Может, и не собственные, записанные чужими руками, но отринуть их необъёмную широту невозможно. Наедине с собой мне всегда становится ясно: нельзя получить
Слова – мне в них невероятно много. Так же, как классикам? Точно – нет. Столько слов, что слили учёные мужи своими многолетними пытками сильного духа, мне уже никогда не заполучить. Мне не претит из-за этого любить множество лексем, что пересекаются с моими действиями. Мне не предрекаемо чувствовать и их подмножество, что переваривается в мои ощущения. Цель, видимая мной, всегда заключается в нахождении слова, что попадает в пересечение и с действием, и с ощущением, его порождающим, – задумка более праздная, чем у классиков. В какой-то степени слова мои могут быть определяющими, но каждый, конечно же, в итоге решает сам, это и разделяет нас всех. Что касается моей речи, то найти пересечение с чувствами и событиями есть самая сложная задача. Советник мой в этом не столько обитающий неподалёку словарь, сколько не пережитые эмоции, образы картин, кровоточащих мыслями, которые я стараюсь превратить в очередное высказывание. В этом меня ведёт обходительное отношение к представлению, говоря проще – красота. Кажется, она значит для меня сам логос: определяет детали, никогда прежде не доступные. Даже тогда, когда нельзя разродиться, даже тогда, когда точно уверен: подходящего не найти, она приходит на помощь. Но обнаружить истинное, пока не приручил всего зверя тезауруса, невероятно. И «невероятно» тоже есть слово – универсальное, возможно, единственное, способное достичь двух иных составляющих в пересечении. «Не вероятное» – единственный мост к сущему, основополагающему средству, заключённому не только в тексте, но и в самом моём существовании. В конец отчаявшись выразиться пустыми словами, я прибегаю к возгласу, что уносит во владения двух следующих пересечённых, когда – в действия, но чаще – в структуру своих ощущений.
Чувства – для меня в них столько, что будто и нет. Великое множество состояний, преследующих от знакомства со светом, кажется чаще загадочным, чем настоящим. Проясняя мыслимое, силюсь погрузиться в физику и химию представления воли, но законы требуют говорить иначе: чувства мои, как и ваши, – предельны. Чем именно, как и каждому – можно выяснять теориями возвышенными, матриархальными; стремлением, подобным суррогату мужского начала. А можно, напротив, что ближе мне самому, отказаться от чувственного и вовсе: отступить от природы в пользу физического – реакции. Рефлексы, доступные ощущениями, подчиненные рецепторам, а не эмоциям, порой не хуже перечисленной мнимости. Но даже если и такое объяснение не поможет проникнуться этой теорией, то вот другой тезис, подвергающий сомнениям непредопределённость более наглядно: все чувства, доступные как мне, так и вам, уже давно приколоты к доске переживаний. И не появляется на ней новых, сколько ни бейся, сколько ни выдумывай свои исключительности. Когда-то загадочные бестии, теперь инструменты – ощущения, давно изучены, записаны и выданы нам обратно – в упаковке, подобной хорошему словарю. Я ни в коем случае не преуменьшаю их значимость и величие – мне, как и всем нам, столько же приходится ощущать их, сколько ими пользоваться. Моё видение лишь сияет тем, что опора делается только на чувства, являет собой не столько порок, сколько слепое блуждание в соснах. Контекст предопределённых реакций не предсказуем – он так желает захватить волю, что определяет, а не даёт новое зрение. Может, чувства и силятся выразить больше, но их устрашающий вид так сжимает внутренности, что взор нелепо обращается к себе малому, незащищённому, проклятому. Именно так движимые чувствами и попадают в зависимость от следующего составляющего, от действий. Наедине с собой, когда слова уже не помогают, высшая форма выражения чувств не спасает, остаётся уповать только на вечных – не действующих.
Действия – мне в них. Пусть это вынужденно и не подходит к природе моего истока, но тем сильнее позволяет с ним справляться. И была ли эта истина уловлена мной преднамеренно или помещена мне в руки по принуждению, но стоимость её с годами не меняется. Принятые прежде средства, столь любимые мною слова, сколь вдохновляющие меня ощущения, не трепетны, как глаголы – совершенные, а даже если и не идеальны, то они пытаются совершиться всем моим существом. Воспевающие предшественники не раз раскрывали свои изречения и закрепляли в разуме отдалённых истину: только действия определяют всех персонажей. Пусть даже ты к оным не относишься, но разум воспринимает себя таковым через них, сколь ни пытайся сменить осознание чувствами. Адвокатура словами, взамен любых действий, исходящих от чувств, – мастерство, рождённое принуждением ими воспользоваться. И деться от настигающей опасности никуда не получится: придётся доказывать, двигаться… действовать. Но как же со «взаимо-воздействиями»? Становится вдвое сложнее: здесь начинает встречать себя пересечение – место, где принятые решения идут бок о бок с ощущениями, выраженными словами. Что
В наивном и предсказуемом, в естественном и содержащем все высказанное, в многоугольнике, очерченном математиком, животноводом. Казалось бы, без речи не родить и малейшего чувства, не представить его следствием выпущенного в изречения, не сделать ничего, вынужденного быть ответом на его бушующие нравы. От того всё так и плотно связано нитью, что не может существовать без своих составляющих. Кто в сплетении более закономерен – слово святое или его предрекавшее? Сколь умудрённые, редкие, вязкие тропы ни подбери, а тронут читателя только немногие, избранные рассудком в последний момент его голода. Сколь чувственные ни напиши картины, сколь глубоко ни загляни в себя, но глубина читателя будет тебе неведомая, трогательная в другом. Сколько ты ни пытайся совершить своё в осознающем, тот сделает – иначе. Как можно прочитать о человечности, описать не только своё, найти то самое слово – пересечённое истой в другом? Только лишь в новом. Не смотря на желание одного написать, другого – обсудить, а третьего – пережить, человек остаётся в самом центре. И его высшая сущность выглянет тоже из-за плеча только там. Само описание сверхчеловека, поделенное на три составляющих, указанных выше: быть чувственным сильно, как никогда, уметь свершить всё, недоступное прежде, и знать каждое слово, что бьёт точно в цель. Это недоступно только зачатку.
И вот время той правды настало. В пересечении, доступном мне лишь с годами, в балансе лишь мной отречённого слова, лишь в следующем действии, движущем плоть, – в том есть единение моих изречений. С зерном, что вкушает здесь мои плоды, мне никогда не узнать тех, кому известно, кто кормится словом, кто видит сады. Мне никогда не понять их отравы, их – той – правоты.
День 3
Мальчик встретил девочку. А может быть, наоборот, ведь бывает и такое. Кто-то говорит, что это происходит сразу у обоих: в один момент видят, чувствуют, узнают, что они – те самые. Не просто так история склоняется, но склонение друг к другу – событие совершенно одностороннее. Так что поведать о том, как один встретил другую, всё равно что рассказать про обратное. Не обидный поворот девочкам и не грозное предостережение мальчикам. В конце концов – это случилось. Неужели не чудо?!
Похоть
Судьба настигла их у места, до текущего момента не изведанного обоими. Так обычно кажется всем влюблённым. Опуская подробности знакомства конкретной девочки и конкретного мальчика, можно описать единственно главное в их встрече – колонну. Великое сооружение, первым предстающее перед взором влюблённых, всегда видится каждому из двоих иначе. Мальчикам она представляется высокой кариатидой, украшенной барельефами, на которых застыли образы его избранницы, воображённой на них в изящных платьях и пленительных украшениях. Некоторые фигурки на рельефе порой и вовсе блистают обнаженной красотой! Девочкам же колонна кажется внушительным херувимом – существом, исполненным заботы. С настойчивым взглядом, с телом, украшенным сокровенными символами, с заключённым внутри теплом, что желанно и трепетно в выражении безопасности девочки. С влечением, что расцветает внутри из некогда предавшего её помысла, но со способом, возможным вернуть завещанное величие. Как это бывает, вдохновлённые своими находками, ослеплённые мальчики и мечтательные девочки принимают простое решение – пойти дальше вместе.
Лень
Путь каждого мальчика и девочки, такой особенный и уникальный для них двоих, всегда полнится подробностями: застывшими в драгоценностях радостями, проведёнными вместе минутами счастья, блистательными желаниями, увлекательными разговорами и наслаждениями, сравнимыми в нежности с позолоченными перинами. Но всё проходит, и это тоже когда-то кончается. Спустя один путь трепета, они всегда достигают следующей колонны – и в ней, такая разная красота первого столпа сменяется уже образом, намного более близким обоим. Не столь вычурным, но не менее устремлённым в небо. И разделяющим. Внушительнее любых ранее встреченных преград, эта колонна не позволит просто обойти её. Она призывает договориться, и девочка с мальчиком берутся что-то решать. Не найдя в чужих убеждениях веса, а в глубинах своих представлений – опыта иного толка, они доверяются правоте друг друга. Но не осознают разности своего равноправия, не ведают сути уважения противоположности, а принимают простое решение – сохранить себя, не придя на встречу к другому. Украшающие колонны картины, с застывшими на них прообразами, уверяют разум в истинности принятого решения, и девочка с мальчиком следуют за завещанными атавизмами, за зовом крови предков.
Конец ознакомительного фрагмента.