Темные числа
Шрифт:
– Бедняжка, никак без него не могут обойтись, даже поехать отдохнуть нет времени. Но знаешь, я и одна не скучаю. Я так рада – в Москве могу снова совершенствоваться в профессии.
Дмитрий упомянул, что его, к слову, тоже занесло в Москву. После развода он живет там почти как студент. И вообще, за время командировок он практически превратился в вечного постояльца гостиниц. Слово за слово, Евгения заявила, что знает, как помочь при растяжении. По дороге Дмитрий опирался на нее и через полчаса уже лежал в постели. Под платьем у нее был бюстгальтер цвета маринованных огурцов, она ловко зашвырнула его на бра. Стараясь
– На этом разминка окончена.
Вытерев сперму с шеи, Евгения вытащила из-под кровати кожаный чемодан. Она протянула Дмитрию баночку гусиного паштета, копченый сыр и бутылку «Киндзмараули». Солнце сквозь шторы бросало на кровать косые полосы шафранового цвета. На противоположной стене висела репродукция: цветущие ясени на фоне вершины Бештау. Дмитрий в задумчивости зачерпнул ложкой паштет.
– И почему все наши великие поэты погибали от пуль?
Евгения одарила его ледяным взглядом:
– Какие поэты?
– Пушкин, Лермонтов, Тетеревкин. Почему в их творчестве точку поставил свинец?
– А, ты об этом, Совушка. Я думала, ты имеешь в виду современных авторов.
– Кроме Маяковского, не знаю никого с тягой к огнестрельному оружию, – ответил Дмитрий и снова погрузился в размышления, почему именно поэты золотого века так часто погибали на дуэлях. – Может, в глубине души они не могли смириться с ролью первопроходцев? Страдали русским недугом…
– По-моему, здешний климат сказывается на твоем характере. Хватит оплакивать мертвецов, лучше прополощи ротик вином и займись тем, что у тебя… да-да, именно этим!
Дмитрий занялся тем, что, по ее мнению, у него лучше всего получалось. Конечно, Евгения не удовлетворилась равным счетом. Она обхватила его голову бедрами, вывернулась, словно борец в партере и положила Дмитрия на лопатки. Потом уселась на него сверху и задала темп. Когда они снова лежали рядом, она потребовала:
– А теперь рассказывай!
Дмитрий принялся чертить на спине Евгении маршруты своих путешествий за последние годы: от Москвы – большой родинки между лопатками – он провел черту вдоль позвоночника, помассировал вокруг Магнитогорска. После вылазок во все районы Москвы у боков пальцы прошлись вниз, до ягодиц, и во время рассказа о Магадане заблудились глубоко у острова Матуа. Потом он кончиком носа обвел Минусинск и поцелуями нарисовал линию, ведущую от Молотобада до Мурманска. Удовлетворяя любопытство Евгении и передавая местный колорит, он наполнил рассказ выражениями из репертуара заводских шоферов. И поскольку у него было отпускное настроение, он лишь вскользь упомянул обходы заводов и фабрик, провел языком от Минска к левому плечу, до Николаева и Мелитополя.
– Межповэфф, – прошептала Евгения. – А я всегда думала, что ты архитектор-планировщик.
– Я и был архитектором. В Железнодорожный я тогда приехал новоиспеченным специалистом, – пояснил Дмитрий, рассказав, как потом, уже в другом Железнодорожном, на юге, обитал в бараке, где стены были оклеены отслужившими срок схемами соединений:
– Подразумевалось, что в барак не будут проникать пыль и песок. С этой задачей схемы соединений справлялись так себе, но я убедился, как тесно они связаны с планами городов.
Нет, дело не в том, что обозначения релейных
– Конечно, теперь речь идет уже об оптимизации не только отдельных элементов или машин, но и производственного оборудования и взаимодействия всех отраслей промышленности. Рано или поздно…
Он замолчал, услышав легкое похрапывание Евгении. Допил вино и еще раз, прищурившись, взглянул на неестественные краски Бештау на картине.
Дмитрий проснулся оттого, что в коридоре шумела то ли группа туристов, то ли очень большая семья. Из столовой дома отдыха шел кислый чад, проникал сквозь вентиляцию или щели в стенах и, смешиваясь с воздухом в комнате, становился невыносимым. Уже рассвело. Евгении рядом не было, наверное, ушла в ванную или в столовую. Он протянул руку к бюстгальтеру на бра, но пальцы наткнулись на обманчивую тень, нащупали пустоту. Рядом с очками лежала оторванная половинка открытки. Евгения писала, что ей надо успеть на поезд до Москвы, но будить Совушку не хочется. Она клялась в скорейшей встрече, но в конце не было ни адреса, ни номера телефона, лишь подпись: твой Светлячок.
Восточно-Европейская равнина, 1963 год
На второй неделе отпуска Дмитрий добился больших успехов в чревоугодии и лености, получив, помимо прочего, солнечный ожог. Отмеченный этим почетным знаком на коже носа, он шествовал с чемоданом в руке по Железноводску. Едва он встал в очередь у билетной кассы, как к нему подошел милиционер:
– Дмитрий Фролович?
Дмитрий достал документы из внутреннего кармана пиджака.
Милиционер отмахнулся и указал рукой на выход:
– Билет вам не понадобится. На улице ждет автомобиль.
У вокзала стояла «Победа» с милицейскими номерами. Милиционер открыл Дмитрию заднюю дверцу, протянул чемодан, и автомобиль сразу тронулся. Передний обзор Дмитрию загораживали две внушительные фуражки, а боковые окна были задернуты шторками. В багажнике что-то громыхало, а на сиденье рядом с Дмитрием стояли два ящика с минералкой.
– Добрый день, господа офицеры, – сказал Дмитрий и откинулся на спинку сиденья.
Он уже много лет назад понял, что бессмысленно раньше времени надеяться на объяснения. Тем неожиданнее было, когда сидевший рядом с водителем милиционер обернулся:
– День действительно добрый, Дмитрий Фролович. Будто специально создан для небольшой поездки в… погодите-ка, – полковник авиации вытащил из нагрудного кармана какую-то карточку, – в Хлестаковск, на фабрику по производству эглетов для шнурков. Нужна ваша экспертиза.
– Завтра меня ждут в… – попытался объяснить Дмитрий. – Нет? Можно хотя бы позвонить?
– Разумеется, – ответил полковник и бросил на Дмитрия озорной взгляд из-под фуражки. – Но всему свое время. Расслабьтесь. Сначала немного покатаемся.