Темные числа
Шрифт:
Москва, 1987 год
Дюпон слишком зависел от «бельевого мешка» Толстого – оставалось только импровизировать и стараться больше не терять очки. Он набросил халат и аккуратно разложил на кровати только что снятую одежду. Теплые ботинки поставил у изножья кровати, охнул.
Прижав к щеке пузырь со льдом, Дюпону удалось на время заглушить пульсирующую боль в верхней челюсти. Через широкие окна в люкс падал искусственный свет. Дюпон ступил на освещенный четырехугольник на ковре, прислонился лбом к холодному стеклу. Почти все, что он видел в окно, освещалось уличными фонарями или мощными прожекторами:
• Большой Москворецкий мост, где в мае приземлился полоумный немец на «Цессне»;
• кремлевская стена и башни (рубиновые звезды светились изнутри);
•
• фронтон 14-го корпуса, где трепетало красное знамя;
• часы на Спасской башне: стрелки практически сформировали угол тридцать девять градусов справа;
• пестрый храм Василия Блаженного; маленький светло-розовый храм Спасителя на Варварке.
Куда ни посмотри, советская власть и электроэнергия побеждали ночь. Именно поэтому Дюпон решил остановиться в гостинице «Россия».
Тем не менее миссия началась отвратительно: Толстой не явился ни на встречу в туалете аэропорта, ни на дополнительную встречу у памятника Пушкину. У Дюпона не было отправной точки. Слишком много нитей перепуталось в этом лабиринте. Для начала сгодились бы настоящее имя или адрес Барсукова. Из-за информационной стратегии Полковника задание напоминало дом, построенный на песке. Но что, если неудачная первая попытка – часть игры?
В придачу ко всему одежду Дюпона никак нельзя было назвать непримечательной. Или у советских граждан и правда в глазах рентгеновские лучи, и они видят бирки с именами брюссельских портных сквозь замшу и шерсть? Как бы то ни было, уже произошло следующее:
• карауливший такси на стоянке инвалид войны уверенно отрекомендовался как persoonlijke reisgids [40] и добавил в ассортимент предоставляемых услуг доставку дефицитных деликатесов;
• пока Дюпон рассматривал сугроб у бронзовых туфель Пушкина, к нему один за другим подходили кочующие меновщики, приветствуя хриплым bonjour;
• в фойе гостиницы к нему прилипла молодая дамочка, которая на безупречном французском дала понять, что в таком мегаполисе, как Москва, он ни на минуту не должен оставаться один, даже в номере.
40
Нидерландск. Персональный экскурсовод.
Может, такова обычная практика работающих на себя поставщиков услуг, которых горбачевские реформы вывели из тени? Или это переодетые сотрудники МИДа? Здесь, без сомнения, тоже существовали дуальные модели деловых отношений. Очевидно, за последние два года изменилось больше, чем Дюпон мог почерпнуть из ежемесячных информационных бюллетеней. В частности, он пока затруднялся оценить хитрую ухмылку некоторых милиционеров.
Дюпон вытер рукавом халата жирный отпечаток лба на стекле. Стоило задернуть гардину, как к потолку взлетел сенокосец. Поразительно, как это паукообразное напоминает транзистор с длинными контактными проволочками. Дюпон свернул в трубку пахнувший типографской краской журнал «Наука и жизнь» и влез на кресло. Он настиг сенокосца со второго удара, охнул. Но ни искать останки, ни снова прикладывать лед к щеке времени не было: в дверь постучали.
Когда Дюпон открыл, в люкс вплыло сложное по составу облако духов. На пороге, прислонившись плечом к косяку, стоял помощник гостиничного парикмахера в весьма хорошем расположении духа; конец рабочего дня он явно встретил как полагается. Пошатываясь, он вошел в спальню и вытащил из кармана брюк пачку банкнот:
– Если надо, у меня еще есть люксембургские франки!
– Рубли меня вполне устроят, – заверил Дюпон.
Придирчиво рассмотрев разложенную одежду, помощник парикмахера принялся торговаться сверху вниз: от галстука к ботинкам. Дюпон умышленно закрывал глаза на то, что его обсчитывают, пока разница не превысила сто шестьдесят рублей. Как и ожидалось, он не встретил возражения, попросив одежду помощника в качестве бонуса.
– Я очень хочу показать коллегам, как сегодня одеваются в Москве.
– В Москве? Я вас умоляю! Здесь нет моды. У меня собственный стиль. Я в жизни не стану ходить по Москве как люберы или панки. В последнее время слишком много всего происходит, – сообщил помощник парикмахера.
Едва тот скрылся в ванной, как в дверь снова постучали. На пороге стояла дежурная по этажу. Прежде Дюпон видел ее
– Когда вы соблаговолите покинуть гостиницу, непременно заполните этот формуляр, поставьте подпись и сдайте администратору. Если вы этим пренебрежете, вам предстоит свидание, которое наверняка будет малоприятным и для вас, и для милиционеров.
Тем временем помощник парикмахера смешал два коктейля из ополаскивателя для рта, лосьона для бритья и одеколона.
– Выгодную сделку нужно обмыть!
Последовала небольшая дискуссия относительно ядовито-зеленой смеси, закончившаяся тем, что Афоня согласился на коньяк и сам опустошил оба стаканчика для зубных щеток. После третьей рюмки Дюпон решил, что выглядит достаточно подвыпившим, чтобы предложить свои новые Casio с термометром и калькулятором в обмен на исцарапанные часы Афони. Афоня лишь бросил беглый взгляд на электронное устройство Дюпона.
– Не обижайся, Жан-Петр, но ничего не выйдет. Носить часы без стрелок – все равно что видеть во сне лающую собаку. Мы, русские, знаем приметы, предвещающие смерть. Лично я не хочу ее призывать.
Красное удостоверение в пиджаке Афони Дюпон нашел, когда переодевался для следующей вылазки.
– Твою мать! – освежил он русский мат.
Значит, помощник парикмахера работал на КГБ, учился, наверное, особенно тщательно брить постояльцев гостиницы «Россия». Как бы то ни было, Афоня, возможно, пока мелкая сошка, иначе бы одевался в спецмагазине для сотрудников МИДа, а не затевал бы тайные сделки с незнакомцем. Или это его обычный прием? Пусть, подумал Дюпон, в люксе нет ничего, что стоило бы разведывать. Видимо, Афоня еще не хватился удостоверения или искал его, не догадываясь, что оставил документ в пиджаке. Дюпон предположил, что ядовито-зеленая смесь пагубно сказалась на памяти Афони. Конечно, порядочный командированный по торговым делам незамедлительно отнес бы красную книжечку в гостиничную парикмахерскую или бюро находок. Впрочем, надо признать, универсальный пропуск может ему очень даже пригодиться. Как говорила мать, сhudobna to mys, co jen jednu diru ma [41] , было бы легкомысленно отказываться от запасного пути эвакуации. Он сунул удостоверение в гольф и на всякий случай положил в портмоне фотографию для паспорта.
41
Чешская пословица. «Худа та мышь, которая одну лазейку знает».
Сделав несколько пересадок, Дюпон удостоверился, что за ним никто не следит. В третьем троллейбусе он снял французское пальто и, свернув, положил его в наплечную сумку. Прежде чем затеряться среди покупателей в детском универмаге, Дюпон еще раз осмотрел себя: в костюме Афони он легко мог сойти за московского пижона. Продавщица, сама еще почти ребенок, не выказала интереса и ничем не смогла ему помочь:
– Игра «Электроника»? Может, после Нового года. Следующий!
У Дюпона мелькнула мысль, не попросить ли инструкцию, в конце концов, ему нужны только данные изготовителя, но сзади напирали другие покупатели, спрашивая, долго ли он намерен еще задерживать очередь. Какой-то молодой отец посоветовал ему съездить в воскресенье на блошиный рынок в Измайловском парке, там наверняка найдется. Не так уж много изменилось за последние годы, как казалось вчера, подумал Дюпон, выходя из универмага. В центре Лубянской площади стоял Железный Феликс и мрачно взирал с постамента на запад. Дюпон незаметно тронул Феликса пальцем, прежде чем спуститься в метро. (Это могло стоить нескольких очков, но Железный Феликс не потрудился сойти с постамента и погнаться за наглецом. Он пристально наблюдал за своими тайными агентами из будущего или контролировал спецдоставку игрушек. Постоянно в заботе о детях!)