Темные числа
Шрифт:
Не будь этого ультиматума, воспитанники Леонида все равно явились бы в полном составе. Разнесся слух, что на САМе им покажут опытный образец домашнего компьютера, который может тягаться с американскими и британскими. По пути в Первомайский район ребята строили всевозможные гипотезы о его технических характеристиках:
– Может, у новой модели будет WM-Тогда можно добиться пяти мегагерц.
Быстрым шагом они двигались на выход со станции «Бауманская», мимо Богоявленского собора, от стен которого эхом отдавались очередные невероятно безумные предположения:
– Шестьдесят четыре килобайта памяти, вот был бы класс!
Хотя САМ уже семь лет заботился о благополучии и успехах молодых программистов, никто из них еще не бывал на предприятии в Москве. Напротив ветхой городской
– Мы ясно дали понять вашему редактору: посторонним вход на производственные участки запрещен, не говоря уж о съемке.
– Тогда мы просто вырежем и вставим несколько кадров из документального фильма про завод по производству полупроводников в Эрфурте, – предложил оператор. На этом разговор закончился.
Директор провел гостей по длинному коридору. Над каждой дверью висела агитдоска, где коллективу заботливо напоминали, что они активные сторонники принимаемых решений и славных идеалов мира, дружбы народов и так далее. Рядом с туалетами видное место занимал приказ навсегда покончить с пьянством в Советском Союзе. Туалетной бумаги внутри не было, но Леонид все равно заскочил туда поправить галстук. В результате в цехе выхода готовой продукции он оказался последним. Там его приветствовали заместитель министра народного образования, заведующие гороно и облоно и двое пожилых мужчин из горсовета, которые явно только что инспектировали фабрику, где угощали кофе, пирожными и киршем. Глаза юных программистов снова блестели, для телесъемки во все светильники вкрутили мощные неоновые лампы.
Перед аккуратными рядами транспортных ящиков возвышалась трибуна, а еще стояли тридцать шесть мониторов и целый ряд серебристо-серых металлических шкафов.
– С ума сойти, – прошептал Бабаев. – Это что, «Эльбрус»?
– Пятнадцать миллионов вычислительных операций в секунду, – со знанием дела заявил Прокольев. – С таким мы бы нашли вариант решения для кубика Рубика за ноль целых ноль десятых секунды.
Тридцать шесть мониторов, составленных в несколько ярусов рядом с легендарным многопроцессорным комплексом, соединялись таким образом, что образовывали огромный экран: изящно выведенные печатные буквы огненно-красного цвета приветствовали советских юных программистов от имени рабочих и инженеров САМа. Заместитель министра народного образования вышел к трибуне и зачитал обращение, выведенное на экран. Следующие пятнадцать минут он вещал, что не хочет, ввиду многочисленных вызовов, стоящих перед национальной сборной, отнимать у собравшихся время. Передача слова директору САМа заняла еще пять минут. Тот прямолинейно объяснил, с какими вызовами предстоит столкнуться молодежи на производстве после побед на Спартакиаде. Настроение заметно упало. Оператор уже испробовал все мыслимые планы съемки и теперь водружал камеру на штатив, готовясь запечатлеть, как председатель комитета Спартакиады будет усиливать в участниках волю к победе. Соваков взглянул поверх очков и заговорил о том, что искусство программирования состоит в способности задать компьютеру последовательность исполнимых команд, чтобы их исполнение послужило искомому решению, и так далее, и тому подобное. Леонид еле сдерживался, чтобы не начать вздыхать. Соваков надрывал голос, перейдя к программе «Союз – Апполон»:
– В то время как лучшим компьютерам американского
Едва стихли аплодисменты, из замаскированных громкоговорителей зазвучал гимн, написанный специально для Спартакиады. На экране огромного монитора появилось пиксельное изображение скульптуры «Родина-мать».
– Сыны и дочери Советского Союза, – зазвучал, отдаваясь эхом, женский голос. – Страна призывает вас под знамя Первой Международной спартакиады молодых программистов. Родина оказывает вам высокое доверие, которое предстоит оправдать, применив все знания и творческие способности. Помните об этом.
Оператор как раз перевел камеру на ряды стоявших навытяжку молодых программистов, когда Прокольев наклонился к Морозову и шепнул:
– Использовать наш мощнейший суперкомпьютер, чтобы показывать восьмицветную графику…
Их кислые лица, снятые крупным планом, не попали в телевизионный репортаж о церемонии. Но было уже поздно: от председателя комитета Спартакиады не укрылись два колеблющихся стяга. По сосредоточенному выражению лица Совакова Леонид понял, что на этот раз разбирательством с воспитанниками дело не ограничится. Если не удастся победить на Спартакиаде с разгромным счетом, это положит конец его тренерской карьере.
Перестройка
Московская область, 1984 год
Ира очнулась, застонала, страшно хотелось пить. Она лежала на траве и сломанных ветках. С трудом удалось открыть опухшие глаза. Солнечные лучи играли в кронах берез. В тени у полчищ комаров и оводов были прекрасные условия для нападения. Ира почесала укусы на ладонях, и сразу же отозвались истерзанные ступни, ноги, руки, щеки и уши. Голова гудела так, будто насекомые сквозь уши проникли внутрь черепа. Стоило встать, как в глазах потемнело. Ухватившись за дерево, Ира огляделась: ради всего святого, где она? Вокруг одни березы. Молодые веточки трепетали на ветру, словно мечтали быть срезанными и использоваться в бане, где ими будут хлестать спины. Сердце и дыхание постепенно приспособились к тому, что Ира стоит. Отважившись оторвать руки от ствола, она расправила измятое платье. Все в пятнах от травы, подол разорван, остается только выбросить, когда Ира доберется до дома. А где дом? Она побрела куда глаза глядят, спотыкаясь босыми ногами на мягких заячьих тропах. Ближе к опушке идти стало труднее. Ира перебиралась через полузасыпанные окопы и разрушенные танковые рвы, обходила старые воронки от гранат, где скопилась вода и строительный мусор. Она перелезала через крапиву и заросли ежевики, пытаясь понять, как здесь очутилась. Было жутко. В старице Москвы-реки покачивалась весельная лодка. На корме с удочкой сидел крепыш лет сорока пяти – пятидесяти.
– Не могли бы вы перевезти меня к электричке? – крикнула Ира.
Рыбак охотно согласился.
Новотмутараканский район, 1985 год
Ира развалилась на пассажирском сиденье черной «Волги», встречный поток воздуха овевал босые ноги. Если водитель Виталия хочет, пусть пялится, лишь бы с дороги не слетел. Наверняка он прошел специальную подготовку и мог бы ехать строго по прямой даже с закрытыми глазами. Они обогнали открытый грузовик со студентами техникума «Бенедиктов», которые, как гласил плакат на борту, помогали совхозу заготавливать сено. Только что они распевали песни, теперь же наперебой клялись в любви и делали двусмысленные жесты. Ира показала им фигу.
Водитель Виталия вспотел, словно крутил педали. Края полей поросли желтой и ядовитой для сельскохозяйственных животных дикой редькой, за комбайнами и тракторами вились клубы пыли, вынуждая Иру то и дело поднимать окно. Вдоль улиц тянулись посеревшие от солнца, копоти и дождя деревянные дома. В каждой пятой или шестой деревне стоял элеватор или плоские панельные здания. Из приемника лилась народная музыка.
– Завтра будет дождь, – сообщил водитель.
– Это ты по облакам определил?