Темный мир. Равновесие
Шрифт:
Глава одиннадцатая
Доллар
Молнии хлестали одна за другой, а дождя не было; я сидела на скамейке, растерянная и злая, время от времени сжимая в кулаке амулет.
Гроза, увиденная моим особым взглядом, выглядела жутко и завораживающе. В небе чередовались сизые нисходящие и оранжевые восходящие воздушные потоки, боролись, сплетались, вздымались гребнями, и страшно было представить, что такой вот воздушный океан нависает над нашими головами каждый день. А сейчас океан штормило, и я очень скоро
Инструктор оказался манипулятором. Лиза орет на меня, как фельдфебель. Чего и ждать – это же я, у меня вечно проблемы, мама сказала бы: «Проверь, что ты делаешь не так. Не может быть, чтобы все кругом были плохие, одна ты хорошая».
– Ой, Машенька, папа звонит! Машенька, возьми трубку! Папа звонит!
Я подпрыгнула от неожиданности. Завертела головой; рядом никого не было. Это Машин телефон вдруг ожил, разговорился, забормотал дурашливым голоском:
– Папа звонит! Машенька, возьми трубку!
Машенька не могла взять трубку – она умирала, не приходя в сознание, в одной из частных московских клиник. Я провела пальцем по экрану, принимая за нее этот вызов.
– Что ты говорила насчет «помочь»? – мой собеседник говорил, будто каждое слово давалось ему с трудом. – Ты кто такая? Врач?
– Нет, я не врач, но… Я догадываюсь, что происходит с вами и вашей дочкой. Я могу…
– Ты заодно с ним, да? Скажи ему: я отдам этот доллар. Пусть возьмет.
– Я… нет. Я не заодно с ним. Я…
– Ты мне врешь?!
– Нет, послушайте…
В трубке раздались странные звуки. Я с ужасом распознала рыдания.
– Я хочу все вернуть, – прорыдал человек в костюме. – Я отдам все… Если ты не с ним, как ты мне поможешь?
– Назовите адрес, – сказала я твердо.
В трубке воцарилась тишина.
– Только приезжай одна, – прохрипел его голос. – Если я узнаю, что это подстава…
Когда он начинал угрожать, у него, видимо, делалось светлее на душе. Он угрожал легко и естественно, как щуки плавают, а воробьи летают.
– Если вы будете мне хамить, я не приеду, – сказала я. – Выбирайте.
Обрушился дождь. Первые капли обещали великий ливень.
– Приезжай, – сказал мой собеседник в трубке. – Адрес я пришлю.
Было ли мне страшно? Чуть-чуть. Адреналин бушевал так, что страху не оставалось места.
Сомневалась ли я в том, что делаю? Нисколько. Мне уже приходилось сталкиваться с Тенями. Легкие победы развращают, но в тот момент я об этом не задумывалась.
Частная клиника помещалась недалеко от университета. Когда я вышла из метро, дождь уже перестал. Я включила навигатор на Машином телефоне и скоро уже входила в стеклянные двери больницы, невероятно пафосной снаружи и внутри.
– Вас предупредили, что я приду?
Охранник на входе кивнул.
Я надела бахилы и сжала амулет в кулаке…
Широкий бурый след вел от входа по коридору. Как
В глубине коридора у двери стояли два телохранителя. Ее отец как-то очень серьезно относился к жизни.
У входа в палату я вдруг испугалась.
Преодолела страх, постучала и вошла.
На обеих руках у нее были катетеры, вокруг толпились стойки с капельницами, на экранах отражались пульс, очень слабый, и давление, очень низкое. В палате никого не было, кроме пациентки – и человека в костюме.
Он успел избавиться от пиджака и галстука. Нагрудный карман его белой рубашки выглядел так, будто в нем держали свежеотрезанный палец: кровь заливала рубашку до пояса. Печать на виске топорщилась уродливым кожистым наростом.
– Что это? – я указала на карман его рубашки.
– Ты кто? – спросил он отрывисто. – Экстрасенс?
– Что у вас в кармане?
Он поглядел на меня со страхом. Дрожащей рукой потянулся к карману…
На его ладони лежал доллар-единичка. Надорванный край, чернильная клякса, – эта купюра видала виды.
Амулет впился мне в ладонь. Я увидела истинную суть этой купюры – она была пропитана кровью и пронизана копошащимися червями.
– Что это?!
– Это мой талисман, – прошептал он. – Подарок. Приносил мне счастье. Пацанов перебили в девяностые – а я цел. Партнеры разорились в кризис – а я наварился… Это просто обыкновенный рваный бакс!
Он дышал сквозь зубы – понимал, что это не обыкновенный бакс, хоть и рваный. Он чуял, что за вещь лежит сейчас на его ладони. Если бы мог увидеть – поседел бы, наверное, в один момент.
– Подарок – чей?
– Мне заплатили, – повторил он упрямо. – Честно…
– Когда?
– Двадцать лет назад…
– Не может быть, – вырвалось у меня.
– А теперь он хочет, чтобы я вернул долг… Набежали проценты…
– Кто хочет? Назовите его имя! За что он вам заплатил?
Он смотрел на меня больными воспаленными глазами.
– Я продал душу, да? – спросил шепотом. – И нет спасения, да? А Машенька-то в чем виновата? Она ни в чем… Я могу в ад… А ее за что?!
Смотреть, как рыдает старый прожженный воротила, было очень страшно. Он подошел к кровати, на которой умирала его дочь, и опустился на колени:
– Я не знал, я не знал, я не знал, что так повернется, что ты за мои грехи расплачиваться будешь, я не знал…
– Да все ты знал, не прикидывайся, – сказал спокойный, почти веселый голос.
Я резко обернулась. У двери палаты стоял доктор в халате и шапочке, в марлевой повязке, закрывающей лицо. В руке у него, выбиваясь из общей медицинской картинки, лоснился соком здоровенный надкушенный помидор.