Темный оборот луны

Покровская Ольга Владимировна

– - Инка!
– закричала Галя.
– Ты жива? Что там у вас происходит?

– - Взорвали чего-то, - протянула Инна, нехотя просыпаясь на ходу.
– У вас так часто бывает?..

– - Ты что, одурела?
– рассердилась Галя.
– Кого взорвали? Кто-нибудь пострадал?

– - Да нет, - ответила Инна.
– В шкафу что-то взорвалось, туда кто-то что-то положил... Откуда я знаю, я же не спрашивала... А никто не пострадал... у Надьки морда была черная, никак отмыть не могла... И у тетки какой-то давление подскочило... А что, раньше такого не было? Ты извини, мы там все какого-то успокоительного натрескались, я теперь ничего не соображаю...

– -

Ты никогда ничего не соображаешь!
– рассердилась Галя.
– Научный работник, тоже мне... Спустись с облаков! Может, тебе не ходить пока на работу, раз на Вадима кто-то наехал? Переждать?..

– - Да ладно, - сказала Инна.
– Ничего не случится.

– - Не случится? С автоматами приедут, поздно будет! Нам-то там что, мы далеко...

– - А что, приезжают?
– спросила Инна с любопытством.

– - Оооо...
– протянула Галя, у которой не было слов от раздражения.
– Ладно, спи иди!

Она положила трубку и съежилась, сидя на диване.

– - Господи, какой день жуткий...
– проговорила она.
– Жуткий, жуткий, жуткий день...

Она машинально протянула руку к будильнику и принялась заводить его, не глядя на циферблат, и только убито повторяя: жуткий, жуткий, жуткий день...

Вечером, когда стемнело, Виталик сошел с опоздавшего поезда за шестьсот километров от Москвы. Поезд ушел дальше, оставив Виталика с сумкой через плечо на пустой привокзальной площади, где было ветрено, но тепло - почти на шестьсот километров теплее - и можно было не застегивать распахнутый пуховик. На тротуаре у стены спали, свернувшись, тихие бродячие псы, рядом стоял киоск, и какая-то толстая тетка со всей силы дубасила кулаком в дверь, крича: "Ве-рыч! Откррой, Верыч!" Виталик тоскливо бродил по площади среди сиротливых столбиков с ободранными вывесками, ища нужную остановку. Остановки не нашел, вместо нее на столбе висела пустая рама от щита, и никакой другой информации не предвиделось. На скамейке сидел грязный мужичок в кепке, надвинутой по самые уши, и пьяно медитировал, уставясь куда-то в пространство. Потоптавшись вокруг, Виталик понял, что больше разговаривать не с кем.

– - Эй, отец, - сказал он, останавливаясь рядом и пытаясь определить на глаз степень отключки.
– Новозаводская улица далеко?

Мужичок не торопясь, глубокомысленно пожевал губами и, когда Виталик уже отчаялся получить ответ, невнятно произнес:

– - Это тебе в город надо.

Виталик хмыкнул.

– - Вот мило. Я знаю, что не в степь. Куда в город-то?

– - В город. Здесь улицы нету.

Виталик тяжело вздохнул.

– - Мудрец хренов... Сеятель... хранитель.

Тут словно по тайному сигналу на площадь вылетела битая "Волга", сделала широкий размашистый полукруг, остановилась рядом, из нее почти по пояс высунулся здоровый детина и бодро проорал: "Командир, куда едем?"

Виталик счел, что это оптимальное решение проблемы, распахнул дверцу и опустился на сидение.

– - Улица Новозаводская, - прочитал он по бумажке.
– Дом тридцать два.

– - Это где?
– спросил водитель хрипло.

Виталик удивился.

– - Вот уж не знаю, - сказал он.
– Знал бы, так сам добрался.

– - Э, их черт не поймет, - сказал водитель.
– Это улица Фрунзе бывшая, что ли.

– - Весьма вероятно, - сказал Виталик немного раздраженно, наклоняясь и размещая сумку под сидением.

Водитель возбужденно

хмыкнул.

– - Переименовали все к чертовой матери. Ну, детство, а? То так обзовут, то эдак. И главное, думают, от этого что-то изменится. А она так же как была - грязи по колено, - он включил передачу и тронул машину.
– Это что. У меня сестра на западной Украине за местным. Вот где улицы так улицы, уж зоопарк по-взрослому. Пишу ей теперь на улицу Линкольна - это бывшая Ленина, значит. А сами ж темные, толком и не знают, кто такой - то ли вроде машина, то ли вроде человек. Им главное переназвать, чтоб хоть имени черта с рогами, а табличку поменять, отчитаться, - он наклонился к Виталику и уставился прямо на него.
– Я тебе так скажу. Ты хоть обкукарекайся, перья не вырастут, - Виталик отстранился, и водитель, отвернувшись, тронул передачу.
– Эх... ладно, сейчас найдем.

Сразу за вокзалом они свернули куда-то в темноту, и Виталику показалось, что город на этом и кончился. Машина перевалилась через переезд и погрузилась в пучину деревенских одноэтажных переулков с редкими фонарями на углах. Фары освещали все сплошь сугробы, дощатые заборы с жестяными почтовыми ящиками и черную проволоку кустарника. Несколько раз водитель останавливался, разглядывая таблички. Несколько раз им в глаза мигали фары встречных (Да засада, знаю...
– бормотал водитель.
– Тут всегда гайцы в кустах сидят... Тут левый поворот запрещен...) Виталик уже стал подозревать, что они ездят кругами по одному и тому же месту, так все было похоже, и наконец машина тормознула у расчищенной от снега лавочки перед очередным забором.

– - Вот Новозаводская, - сказал водитель.
– Я ж говорил, это Фрунзе бывшая.

Виталик согласился (как будто он мог выразить сомнение в том, что бывшая Фрунзе), рассчитался (деньги с него водитель взял смешные, за какие в Москве бы и за квартал не повезли) и довольно неуверенно вылез в темноту. Где-то за забором загремели цепью и загавкали - к Виталикову изрядному облегчению, за другим забором. За этим было тихо и, заглянув в калитку, Виталик увидел что-то, напоминающее в темноте замшелую деревенскую избушку с одним горящим тусклым окошком - низко над самым сугробом. Виталик нерешительно стукнул щеколдой и крикнул, адресуясь окошку.

– - Эй! Хозяин!

Загавкала еще одна собака - откуда-то сзади, с противоположной стороны улицы. Виталик стоял, не заходя во двор. Наконец в избушке скрипнула дверь, и в освещенный проем выполз хмурый мужик вполне хрестоматийного вида - в телогрейке, треухе и валенках.

– - Кто там?
– спросил он недовольно и скрипуче.

– - Свои, - ответил Виталик уже смело, узнавая характерный голос.

– - Еоолки...
– сказал мужик.

Он бросил что-то, что держал в руках.

– - Ну, ты и забрался, - сказал Виталик, подходя к двери.
– Тебя в такой норе и захочешь, не найдешь.

– - Так это ж правильно, - сказал мужик.

Он посторонился, одновременно протягивая руку и пропуская Виталика в дом.

– - Здорово, Витька, - сказал Виталик, пожимая ему руку.
– Тебя вообще не узнать. Прям как Лев Толстой, бороды только нету. Ну и будка у тебя стала... устрашающая.

– - Тоже неплохо, - сказал Витька степенно.

Телогрейка на рукаве у него была порвана, из нее торчала вата.

– - Это что это у тебя, - сказал Виталик, проходя мимо и выщипывая клок, пока Витька звенел задвижкой.
– Ты как всегда... Что это такое? Прям как от ножа...