Темный полдень
Шрифт:
Я залпом выпила сразу весь бокал.
— Фантастика! — только и удалось ответить мне.
— Айна, послушай, — он бегло осмотрелся вокруг, — ты умная женщина, не чета глупым матрешкам. И ты знаешь, как устроен наш мир… я прошу тебя, не устраивай сцен.
Меня резко затошнило. От запахов, от света, от вкуса вина, от…. От вида Романа.
— Прости, мне нужно в дамскую комнату, — я выхватила у него свою руку и, не дожидаясь ответа, развернулась на каблуках.
И только там, в уютном и комфортном туалете, вдали от посторонних глаз, дала волю своим эмоциям. Было ли мне больно — да, пожалуй. Несмотря
Беда всех женщин мира в том, что мы пытаемся поменять неизменное. И даже когда разум говорит нам одно, мы посылаем его подальше и идем туда, где нами управляют чувства. Это наша беда, это наша сила.
Меня сильно рвало, но это было и к лучшему — выпитый на голодный желудок бокал вина — не лучший помощник в такой ситуации. Скотина, Рома, не мог сообщить новость после того, как я поем? Сейчас одна мысль о еде едва не вызвала новый приступ рвоты.
Я прополоскала рот водой с мылом, потом просто водой. Протерла щеки и лоб. Посмотрела на себя в зеркало, возвращая себе хотя бы часть спокойствия и здравого смысла. Однако в зеркале, за маской спокойной, бесстрастной женщины увидела злую, обиженную девочку, контроль над которой еще предстояло взять. Закрыла глаза и досчитала до десяти.
Хочу я того или нет, мне придется вернуться в зал и продолжить разговор, хоть он и не обещает быть приятным.
Роман терпеливо ждал, на столе уже был сервирован наш ужин, однако я даже не прикоснулась к приборам, только кивком головы велела официанту налить мне воды.
— Тебе лучше? — тихо спросил Роман, но голос его был отстраненным.
— Да, — ответила я, — извини за задержку. Все в полном порядке.
Мой голос звучал ровно и уверенно, а главное спокойно. Больше в нем не слышались ни обида, ни жалобность.
— Спасибо, — выдохнул Баринов, снова задевая мою ледяную руку. — Айна, ты удивительная женщина.
— Ты ожидал истерики, Рома? — тихо спросила я, отпивая воды. — Или того, что я начну тебя обвинять?
— С женщинами не просто, дорогая, — его голос потеплел, снова приобрел знакомые бархатистые нотки. — Ты отличаешься от других, Айна, но ты — женщина.
— Спасибо за честность, — я глаз от него не отводила. — По крайней мере это в наших отношениях радует.
— Айна… это действительно всего лишь часть сделки, не более, — снова зачем-то повторил он.
— Все в порядке, Ром, я понимаю это, — я поспешила прервать поток этих ненужных слов. — Я не стану создавать тебе проблем и неприятностей. И для этого совершенно нет смысла отправлять меня на другую часть планеты. Делай то, что необходимо.
— Айна… эта поездка…. Я не собираюсь отправлять тебя на край света, но хотел… чтобы тебе было не так… — он замялся, словно подбирая слова, что было совершенно не характерно для него. Обычно Баринов четко знал когда, что и кому говорить. Возможно я действительно была для него чем-то значимым.
— Роман Владимирович, — тихо рассмеялась я. — Давай закончим этот цирк с конями, хорошо? Мы оба знали, что наши отношения — это не любовь до гроба, и нет сейчас смысла об этом говорить. Я благодарна тебе за честность. Надеюсь и ты благодарен мне за…. За время, проведенное вместе.
— Черт, Айна, перестань, — в голосе Романа зазвучали тревожные и даже грозные нотки. — Понимаю, мало в этом приятного, но это не конец….. Ничего, слышишь, ничего для нас не поменяется! Я это уже говорил и, если надо, повторю снова: я не собираюсь расставаться с тобой и менять на игрушечную принцеску.
— Забавно, Рома, и кто теперь из нас устраивает сцену? — тихо спросила я, кусая губы.
Его лицо враз стало бордовым.
— Успокойся! — прошипел он. — Хватит. Что еще мне сделать, чтоб ты меня услышала?
— Я не страдаю глухотой, Роман Владимирович, — холодно отрезала я. — А как мне тебе сказать, чтобы ты услышал меня? Я не стану ни сцены устраивать, ни портить тебе жизнь или репутацию, да и не смогу, на самом деле. Знаешь, Ром, в чем была прелесть наших отношений? В том, что ни ты, ни я, друг другу ничем не обязаны. И каждый из нас может закончить это в любой момент. Чем я и воспользуюсь, — я поднялась из-за стола.
— Айна, сядь, — голос Баринова стал похож на удар хлыстом, и я невольно подчинилась ему. Он был старше, опытнее, сильнее. Намного сильнее меня, что еще раз и продемонстрировал. — Ладно. Понимаю, задел тебя. Айна, ты умна. Я многое могу дать тебе. Не отказывайся от возможностей, руководствуясь эмоциями. Не спорю, твои чувства…. Они опьяняют меня, заводят, но знай меру. Хватит пытаться манипулировать мной: скажи свои условия и успокоимся на этом.
— Хорошо, — я облизала губы. — Мои условия просты, Рома. Мы каждый живем своей жизнью, не вмешиваясь больше в жизнь другого. Все. Если хочешь, я прямо сейчас сотру все твои контакты из своих устройств, чтоб не доставлять тебе проблем. Ты сделаешь ровно тоже самое.
Он стучал пальцами по столу, глядя на меня со смесью злости и раздражения.
— Хорошо, — лед в голосе мог заморозить даже пламя. — Хорошо, Айна, если ты так этого хочешь. Я думал, ты умнее….
— Хорошо, что я разочаровала тебя, Роман Владимирович, — тоже холодно ответила я, снова поднимаясь, — теперь мы, по крайней мере, квиты.
Не дожидаясь больше его слов, развернулась и направилась к выходу, не на секунду не сомневаясь, что это конец. Окончательный и бесповоротный.
2
Май.
Древний, видавший более славные времена автобус трясся на убитой дороге, издавая скрип и глухие удары под днищем, как будто металлические внутренности машины стонали от усталости. Салон был полон запахов затхлости, старого пыльного сиденья и пережжённого масла. За грязными окнами медленно проплывали высокие, похожие на гигантских великанов, разлапистые черные ели, чьи ветви, обвешанные клочьями мха, тянулись к дороге, словно собирались обнять или схватить автобус. Бледный свет закатного солнца просачивался сквозь тяжёлые тучи, окрашивая верхушки деревьев в багрово-золотые оттенки, создавая ощущение, будто я въезжал в забытый край, где время замерло, и возвращаться назад уже не будет никакого смысла.