Тень амёбы
Шрифт:
— Верно! – повторил генерал.
— Ах вот даже как… — произнес Олли, но не стал продолжать рассуждение вслух, чтобы случайно не создать Вальтеру Штеллену дискомфорт, рассекретив топ-секрет.
…
АВГУСТ 13 года Каимитиро
43. Нео-марсианские хроники: будет ласковый дождь-плюс
Асплейн, модифицированный для условий Марса, отделился от консоли корабля БФМ, движущегося по орбите 6000 километров над поверхностью планеты. Побежала тонкая стрелка секундомера и запрыгали символы на цифровом табло. Асплейн сначала очень медленно падал плашмя, но через минуту относительно быстро ушел вниз и назад. Так выглядел старт первого челночного рейса Фобос-Марс при взгляде из условно-нижней контрольной рубки БФМ — оттуда за стартом следили Ритти Бауэр, Ашока Нарликар и
…У миссии БФМ было много «если». Например, этот челночный рейс Фобос-Марс был первым, если не считать два тестовых беспилотных рейса до этого. Так или иначе: шли последние часы до того момента, когда человек ступит на поверхность Марса (в хорошо исследованной местности, известной, как Болото Цербера, что в долине Элизиум между Экватором и Северным тропиком).
Между тем, БФМ двигаясь по орбите, нырнул в марсианскую тень, а когда через 3 часа вынырнул из нее опять на солнечный свет, внизу уже наблюдался след асплейна: узкая полоса ряби, уходящая от Экватора, изгибаясь чуть к северу. На контрольном мониторе отображалась фактическая и плановая траектории спуска (отклонение было в пределах допустимого). Второй монитор транслировал видеоряд с фронтальной камеры асплейна, и могло показаться, будто это земная авиа-экскурсия над грандиозным плато Колорадо около границы между штатами Юта и Аризона. Только это плато загадочным образом превратилось в котловину, а его каньоны — в горные хребты. Впереди виднелся аэропорт назначения: вроде небольшой авиабазы с достойной ВПП около мили длиной.
Последний километр снижения с выходом на глиссаду. Шасси выпущены. Последние метры (когда полоса визуально уже под брюхом) Шасси касаются ровной бетонной поверхности. Движки переходят на реверс. Энергичное торможение и, уже с «велосипедной» скоростью выруливание на парковку. Финиш в углу, дальнем от здания диспетчерской башенкой. Тишина. Лишь негромкое басовое гудение разреженного марсианского ветра (почти на грани инфразвука).
В рубке БФМ активировался третий монитор, отображающий видеоряд для земных TV-студий. Тогда Ритти, Ашока и Тилини неудержимо заржали, постигнув глубокую идею телеоператора: найти такой угол съемки, при котором фоном первого шага человека на Марс не станут элементы авиабазы, построенной роботами серии миссий Бифрост-Рэд. Телезритель хочет увидеть шаг на первозданную планету — телезритель увидит это. Как запланировано, Мию Оохаси спустилась по трапу, картинно шагнула на грунт (разных оттенков серого с пятнами и потеками цвета ржавчины) и начала шоу с напоминания о первой эпической фразе Нила Армстронга при лунной высадке 20 июля 1969-го. Затем добавила: «но какая прорва времени прошла до ВТОРОГО шага близкой значимости, а впрочем, тут есть плюс: теперь наши шаги по другим планетам не выглядят, и не будут выглядеть, как заплыв лосося на нерест против течения, обычно смертельный».
Мию не успела продолжить, поскольку Фред Йошида (он же кэп Йода) заметил некую деталь, и тут же сообщил ей по интерком-радио:
— Лапа шримпоида в кадр попала, прокомментировать следует тебе.
— Шримпоиды не получили приказ подождать с постполетным осмотром асплейна, они просто отрабатывают протокол, — отреагировал штурман Вэлент Флаудер.
— А я думаю: это кармический знак, — высказался Сэто Оохаси.
— Чудесно! — обрадовалась Мию, — Давай, ты спустишься на грунт и экспромтом…
— Я попробую, — согласился он. И никто не мог бы угадать, что он сделал после того, как загерметизировал скафандр и вышел на грунт. Итак: Сэто схватил первого попавшегося робота-шримпоида, и шагнул в сектор TV-съемки (будто японский рыбак, поймавший гигантского краба-паука и хвастающийся добычей с трехметровым размахом лап). Для театральности, он сделал паузу, после которой объявил: «благодаря вот таким големам, миссия на Марсе непохожа на миссии Apollo-11/17 и на последний заплыв лосося». …Случилась пауза, и кэп Йода сообщил по интерком-радио:
— Про лосося фразы ваши теперь объяснять придется кому-то.
— Вот это уже не к нам, — весело сказала Мию, — это орбитальной команде. Ведь большой телемост сегодня будет у них.
…
Ритти, Ашока и Тилини не сомневались, что им предстоит в процессе телемоста давать объяснения о лососе, и поэтому предусмотрительно освежили в памяти первоисточник: «Я думаю, что мы полетели на Луну, поскольку это в природе человека: сталкиваться с трудностями. Это в природе его глубоко внутренней души… мы обязаны делать все
Не зря освежили. Вопрос о преодоления трудностей для развития человеческого вида и индивида (с метафорой нереста лосося) открылся в первом же кейсе телемоста. На этот вопрос заранее вызвалась отвечать Тилини. Она начала с краткого рассказа о детстве, в котором преобладали элементы социального триллера (речь шла о Шри-Ланке). Хотя, о «преодолении трудностей» в тамошнем провинциальном домохозяйстве она говорила с некоторым юмором: «Нередко бывает такая трудность: нет денег, чтобы покушать. Но обычно это преодолимо, если знать, где свалка свежих рыбных субпродуктов, а где – некондиционного зерна. Суп из рыбных субпродуктов с зерном весьма питателен, так можно прожить, если никто не болеет. А если заболел, то не повезло. Конец нереста». Рассказ завершился тезисом: «Удивительное дело: преодолевая эти трудности больше тысячи лет, никто не развился. Некоторые сделали большие деньги на общей нищете и радовались, но остров был примитивно-аграрным гетто до Вандалического кризиса».
Тилини вбросила еще ряд сюжетов и обобщила их: «Преодоление трудностей рабом на плантации — чтобы угодить лорду и получить миску каши или робототехником на почти такой же плантации — чтобы понять пределы своих возможностей и завтра выйти за эти пределы. Две разные вещи. Точнее — несовместимые. Зачем роботы, когда есть рабы? И зачем рабы, когда есть роботы?»… Отсюда оставался один шаг к социальной проблеме НТР: если новые технологии отменяют рабочие места, то чем занять людей? У Тилини имелся краткий жесткий ответ: не надо ничем специально занимать людей. Люди, если освободить их от трудной борьбы за миску каши, сами найдут, чем заняться. Не делать вообще ничего способны лишь немногие. Большинство людей займутся разным хобби (соответственно склонностям) или участием в волонтерских программах, придуманных энтузиастами. Они найдут именно те трудности, преодолевать которые интересно, и на преодолении которых можно развиваться. Разумеется, это не значит, что все подобные занятия принесут материальную пользу обществу, но достаточно лишь малой доли. Тут (весьма выразительно) Тилини напомнила, что почти все научные открытия до XX века сделаны в порядке хобби. Наука, как наемный труд 8x5 сложилась в эру мировых войн, однако еще целое поколение ученых мотивировалось более своим любопытством, чем зарплатой. Когда их сменило поколение «монетизированных ученых», с наукой что-то случилось. Это что-то теперь называют «постыдным тридцатилетием» (по аналогии со «славным тридцатилетием» НТР и 1-й Космической эры). Такая история…
Следующий кейс (о первых впечатлениях от Марса и перспективах его освоения) был разыгран при помощи монетки между Ашокой и Ритти, и отвечать выпало Ритти. Она азартно потерла руки и начала с самого дальнего из вопросов, содержавшихся в кейсе: почему реакция общества 3-й космической эры на новые шаги астронавтики иная, чем наблюдалась в 1-ю и 2-ю космические эры? Что иная — видно даже по трендам научной фантастики. Надо лишь психологически интерпретировать, что и сделала Ритти. Итак:
1-я космическая эра: романтическая эйфория и великие ожидания. Мир собрал первые плоды НТР и ощутил достижимость изобилия для всех. Мир опасается эксцессов гонки вооружений, но слабо верит в Армагеддон. Мир увлечен астронавтикой и восторгается Гагариным, Леоновым, Армстронгом. Мир взахлеб читает Брэдбери, Хайнлайна, Лема. Мир обсуждает «Космическую Одиссею 2001» Кларка и Кубрика, мечтает о городах на Луне и яблонях на Марсе к 2000-му. Но после Нефтяного кризиса все сворачивается.
2-я космическая эра: экономический нокдаун и парализующий ужас. Астронавтика, как будто, начинает оживать, но обстановка уже не та. Вместо НТР и роста благополучия — туманная цифровая революция и рост неравенства. Вместо мечты о яблонях на Марсе — готовность бежать от будущей жути, рисуемой в медиа. Мир слушает обещания Илона Маска увезти миллионы беженцев на Марс. Но технологии забыты, и даже сроки тест-полета много раз сдвигаются. А затем Мировая Гибридная война рушит все планы.
3-я космическая эра: креативный хаос и эскалация изобилия. Дары Каимитиро вызвали миграцию аргонавтов и Вандалический кризис. Мировой порядок, растрескавшийся от предыдущих кризисов, теперь упал – очень кстати, чтобы не мешать Рогу Амалтеи. На общество (и на астронавтику тоже) хлынуло изобилие. 3-й космической эре, возможно, капельку не хватает романтизма 1-й эры, зато оно свободно от страхов 2-й эры. Теперь другие планеты это не мечта, не убежище, а новые берега, которые обустраивают наши роботы, чтобы мы шагнули туда, комфортно следуя нашему природному любопытству.