Тень Буревестника Часть Первая

Рэйвэн Джонни

– Но тогда это самосуд!
– рыкнул Львёнок, густо покраснев.
– Абсурд! Вы не имеете права! Я требую...

Его легонько приложили лбом о стол.

– Рот закрыл, грешник. Открываешь только по разрешению, понял?

– Достаточно, брат Дорах. Думаю, что здесь мы уже закончили.

– Вы обязаны передать меня в руки закона, - прошипел Львёнок, стараясь унять дрожь в голосе.
– Я требую суда, на котором будет доказана моя причастность к выдвинутым вами обвинениям. Которых, кстати говоря, я так и не услышал! Иначе, все ваши действия являются беззаконным самосудом. Что, между прочим, тяжелейший грех! Я требую Правосудия!

Инквизиторша звонко рассмеялась и сверкнула зубами.

– Мы и есть Правосудие, господин вор. Запомните это. А теперь - спокойной ночи.

– Что?

Затылок, на мгновенье, вспыхнул болью. Столешница прыгнула прямо на Львёнка. Свет резко исчез, оставив лишь темноту. И холод.

Глава Четырнадцатая

«Дэус-Всестраж, во всемогуществе перста своего защити тело мое бренное от мук незаслуженных, посягательств зловредных да бедствий и хворей неисцелимых.

Эос-Всецелитель, во чистоте сияния своего освети души наши очерствелые да разумы заблудшие во мраке страстей жизненных, убереги от оброка юдоли тленной, кровавой дланью плату со всех нас каждодневно взымающую.

Аос-Всесудья, во порядке справедливости своей осуди да покарай всех грешных убивцев и скрадчиков, хапуг и злыдней, лжецов и завистников, прогнивших до костей своих, очернённых гадкими помыслами, что умы их терзают недалёкие во мраке пути того, что жизнью бренной именуется.

Из тьмы рождаясь да обретая веру непоколебимую, пройду я лишь теми тропами, что в мудрости вашей мне Сигной указаны, да обойду стороной все грехи, уничижающие дух мой бессмертный, да вознесусь над землёю, где зло обитает неискоренённое, и окажусь я в садах тех, что лишь добро и свет за вратами своими хранят. Тие.»

Сигнаритская Молитва Всепрошения

Львёнок находился в унылой серой темнице размером пять на шесть шагов. Из удобств - лишь жесткий тюфяк на холодном полу да мерзко смердящее отверстие для нужд. От кромешного мрака спасал одинокий факел, висевший где-то в конце коридора за решёткой, а сам карцер вонял плесенью, мокрым камнем, мочой, но главное - страхом.

Вор не помнил, как здесь оказался. Очнулся он уже в камере - избитый, испуганный и раздавленный. Кормили редко, да и то - хлебом и водой. Несколько раз приходили монахи в бордовых рясах, о чем-то тихо разговаривали, глядя на вора за решёткой, а затем также тихо уходили. На все просьбы, крики, угрозы и даже мольбы о дальнейшей судьбе Каратели отвечали лишь хмурыми взглядами на каменных лицах.

Львёнок боролся со страхом изо всех сил, но постепенно отчаяние брало верх, заполняя его, как дождевые капли заполняют корыто. Лео с ужасом ожидал страшных пыток и кровавых дознаний, слава о которых широко гуляла в народе. В особенно мрачные моменты он начинал видеть перед глазами весь инструментарий инквизиторского «искусства»: щипцы, кляпы, железные груши и клешни, банальное калёное железо; вслед за ними предательский разум начинал вспоминать более изощрённые приспособления: обитое шипами кресло для допросов, дыбу, железные путы под странным названием «Дочь дворника», которые, сковывая жертву по ногам, рукам и шее, заставляли её пребывать в очень неудобной позиции, приводящей к сильнейшим мышечным спазмам, а в следствии переживания страшной боли - к полному безумию; в конце концов, когда в голове начинали возникать различные пилы, клети, гарроты,

черепные прессы, жаровни и «коленодробилки», Львёнок впадал в жуткую панику, граничащую с желанием наложить на себя руки, при этом испытывая ненависть к учителю, который однажды зачем-то подсунул ему книгу под названием «Орудия кары человеческой».

Но, несмотря на все выдуманные ужасы, по непонятным причинам его никто не трогал. Лео не знал, сколько прошло времени с момента заключения, ибо природных источников света здесь не было, а большую часть времени вор проводил в тяжкой полудреме. Наконец настал час, когда сильные руки двоих крепких монахов вырвали Львёнка из беспокойного сна, и его куда-то поволокли. Лео знал, что крики ему не помогут, а сделают только хуже, но ничего не смог с собой поделать: волна леденящего ужаса перед пытками накрыла его с головой. Он брыкался, пытался вырваться и вопил о том, что невиновен, что он даже не знает за что сюда попал и требует оглашения обвинений, но пара крепких затрещин и добротный удар под дых укротили вора до состояния покорного ягнёнка.

К огромному удивлению его протащили по лестнице вверх, а не вниз, где ему на голову накинули холщовый мешок. По причине отсутствия зрения сразу же улучшился слух: судя по разгулявшемуся эху шагов, они миновали большой зал, после чего Лео ощутил сладость свежего воздуха. Поддерживаемый под руки вор бессознательно протопал по каменной кладке, наслаждаясь ночной прохладой - после вони темницы запахи города показались ему нектаром богов. Скрипнула калитка, заржали лошади. Его заставили пригнуться и усадили на мягкие подушки. Хлопнула дверца, сиденье качнулось, и послышался цокот копыт по мостовой.

Сколько они проехали, Львёнок не знал. Он ощущал лишь мерный темп лошадок, слышал скрип колёс и свистящее дыхание монаха, сидящего по левую от него руку. Когда вор попытался стянуть с головы мешок, ему дали по уху, да так, что в голове зазвенело.

– Далеко едем?

– Тебе мало было?

– Молчу.

 Наконец, карета остановилась, его вывели на улицу, и вновь шаги в неизвестность. Воздух пропитывала свежесть цветущего сада - пахло ирисом, шалфеем, шиповником, бергамотом и другими лекарственными растениями. Ночная прохлада сменилась теплом жилого помещения. Нога ударилась о ступеньку, Лео едва не упал, но услужливые монахи рывком поставили его на место.

– Любезные господа, ну неужели нельзя предупреждать о подобных препятствиях?

– Перед тобой лестница. Топай давай.

– Главное ведь вовремя, правда?

– Вижу твоё ухо уже не болит.

– Намёк понял.

Поднимались довольно долго, Львёнок насчитал двадцать две ступеньки, после чего ощутил мягкий ковер под ногами. Еще двадцать пять шагов, остановились, послышалось бряцанье ключей. Мягко щелкнул замок, по звуку - хороший, смазанный, с штифтами и пружинами, явно работы низкоросликов. Скрипнула дверь. Львёнка толкнули в спину, да с такой силой, что он упал.

Дверца захлопнулась, щелкнул замок. Лео медленно сел, тихо выругался и стянул с головы мешок. Под потолком зияло узенькое окошко, сквозь которое в тёмно-синем небе виднелся полумесяц. Новые покои оказались несравнимо лучше прежних: гладкие оштукатуренные стены, стол с подсвечником, графин воды, молитвенник и - о, восхвалим же богов!
– настоящая кровать. Львёнок, порешив, что раз на дворе ночь, то и выбора особо нет, скинул грязную одёжку и, застонав от удовольствия, лёг спать, укрывшись тёплым шерстяным покрывалом.