Тень и солнце

Пирс Моника Эндерле

— Проклятье, — сказал Гетен. — Теневые маги тоже сбежали.

Галина выругалась цветасто, описав Шемела и его предшественников, глядя на дверь и стены мавзолея. Многое в ней восхищало его. Она знала, что те призраки могли сделать, но не боялась.

Гетен отвернулся от дверей и поднял руки. Он вызвал темную магию из себя и потянул ее с неба. Он сосредоточил ее на каменном круге, появились новые огненные чары.

Галина, озираясь, спросила:

— Ты запираешь нас чарами? А если ты ошибся, и за дверью что-то неприятное?

— Если

там не только Магод, будет хуже, чем неприятно, воительница. Но я лучше встречусь с этим в рамках зачарованного круга, чем позволю этому сбежать. Ведьме инея не нужна помощь, и я не выпущу еще одного монстра в этот мир. Если мы умрем тут, то, что убило нас, хотя бы не сбежит.

Она взглянула на него.

— Но если ты умрешь, чары пропадут?

— Не чары мага солнца.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что окно в базилике зачаровано магом солнца Салвен, и даже тысячу лет спустя оно чистое и целое.

Гетен повернулся к дверям, радуясь, что его чары сдержат все, что выберется из холма под их ногами. Он занялся входом в мавзолей так же, как делал с дверью цитадели. Двери скоро засияли красным по краям, он нагрел их. Вода стекала по их поверхности, черное пятно растекалось по мрамору и к их ногам.

Галина стояла, подняв меч, готовая разрубить любого врага, который вылезет из мавзолея. Гетен шагнул вперед, опустил ладонь на невидимый замок в дверях и прошептал заклинание. Раздался щелчок, железо дверей задрожало, замки раскрылись, и воздух вылетел из здания, будто оно выдохнуло. Он взглянул на Галину. Она была напряжена, готова ко всему. Он махнул, и двери открылись. Тьма была внутри мавзолея, пыталась высосать жизнь из всего вокруг него.

Комок лежал на мраморном полу, тело, укутанное в серую шерсть и белый иней. Гетен пересек порог вместе с Галиной.

— Магод? Поговори со мной, — ответа не было ужасно долго. Но дух Магода не покинул тело. Он был жив. Но Гетен не знал, сможет ли он еще двигаться, видеть, захочет ли открыть глаза. И он боялся худшего.

Галина взглянула на него, шагнула вперед, коснулась садовника. Раздался крик. Комок вскочил, подняв кулаки, глаза были огромными, а рот — искажен от злости. Галина держала меч между ними и Магодом. Золотой свет завис вокруг пальцев Гетена, искрясь, но он сдерживал силу и ждал.

Садовник моргнул и прищурился от яркого света, проникающего в открытые двери. Он покачнулся, посмотрел на Гетена, на Галину и обратно. Его рот был широко раскрыт, как и глаза.

— Вы те, кто я думаю? — его голос был хриплым, он не говорил днями, а в последний раз явно кричал.

Галина опустила меч. Она села на корточки и положила его на землю между ними. Гетен втянул магию в тело, чтобы свет не искрился вокруг него. Он поднял ладони и сказал:

— Я — твой господин, а это твоя маркграфиня.

Магод горбился, шатался и дрожал, лицо было осунувшимся. Он глядел на них.

— Докажите.

Гетен

выпрямился и прорычал:

— Я не обязан ничего доказывать мужчине, который обмочился как дитя, — Галина удивленно взглянула на него, но он продолжал, — и разве я не обещал выпустить тебе кишки две недели назад? Ты должен был мне напомнить.

Магод уставился на него, пошатнулся, шагнув вперед, и прижал Гетена к себе.

— Господин, — он потрясал своей радостью, но Гетен обнял мужчину в ответ. Магод отошел, горбясь и дрожа. — Я думал, и вы мертвы.

— Нет, друг мой. Меня не убить просто льдом, снегом и злым монстром, — Гетен махнул большим пальцем на Галину и добавил, — а воительницу одолеть еще сложнее.

Галина издала смешок, сняла плащ и укутала плечи Магода, хоть он и возражал.

— Моя броня достаточно согревает меня, — сказала она. — И я скоро буду биться, плащ будет мешать. Тебе он нужен больше. Возьми, я настаиваю, и не перечь госпоже.

Садовник поблагодарил ее и попытался застегнуть плащ. Кончики его пальцев были в твердых лиловых мозолях от холода. Гетен нахмурился. Он не знал, сможет ли заживить такие раны, но он попробует. Он дал Магоду коричневые перчатки.

— Что стало с твоей матерью? — мягко спросил он.

Агония исказила лицо Магода, слезы заблестели в глазах. Он посмотрел на свои пострадавшие ладони, моргнул пару раз, сглотнул и натянул перчатки.

— Оставил ее делать хлеб, когда вы уехали. Хотел проверить ульи у пруда, там ветра много, — он перестал бороться с перчатками и уставился на пол. — Нашел мамусю подо льдом пруда. Не знаю, как долго она была там, — он посмотрел в глаза Гетена и пробубнил. — Она выглядела испуганно.

Гетен сглотнул.

— Мне жаль.

Магод кивнул.

— Я знаю, что вы заботились о ней, господин.

— Она была мне матерью дольше, чем родная.

— Ведьма украла облик Нони? — Галина взяла меч. — Она все еще в этом облике? — в ее голосе было не меньше стали, чем в ее мече.

Магод покачал головой.

— Не знаю, ваша светлость. Увел столько зверей, сколько смог, ушел в лес, но скрыться было негде. Я укрылся под упавшими деревьями с волками, которых не было в базилике, когда она начала убивать. Я молился всю ночь богам, которым до этого даже не шептал, и ждал смерти. А потом она пришла в лес, и я смирился с тем, что не увижу следующий день.

Он скривился, сжав плечо Гетена.

— Волки спасли меня. Стая напала, чтобы я смог сбежать, — он потер рукой глаза, рукав промок. — Вряд ли кто-то из них сбежал.

Гетен закрыл двери мавзолея на замки, зачаровал, чтобы они не открывались.

— Два волчонка выжили в базилике, теперь они в тепле в конюшне.

Глаза Магода просияли от небольшой хорошей новости.

— Слава богам, — он снова вытер глаза рукавом.

Галина коснулась руки Гетена.

— Нам нужно вернуться в цитадель. Тут опасно.