Тень Казановы
Шрифт:
— Э-э, девонька, хороший табак — это как раз у меня! Анекдот на эту тему тебе расскажу. Встречаются два директора табачных фабрик. Один — с той фабрики, где крутые сигареты делают, партнеры у них там зарубежные и всякое такое. Другой — с обычной фабрики, которая с советских времен крутит себе сигаретки и крутит, в заграницы не лезет, особых новшеств не вводит. При этом оба на джипах, разодетые в пух и прах. «Слушай, — удивляется тот, который крутые сигареты выпускает. — Я думал, ваша фабрика давно загнулась, а вы процветаете!» — «С чего б нам загибаться? — отвечает второй. — У нас в этом году продажи
Над анекдотом я, конечно, посмеялась, а деда Алексея постаралась вернуть в прежнее русло:
— Лиза школу с медалью закончила. Что же потом случилось?
— Я думал, ты знаешь. Лизка говорила, что вы друзья.
«Хорошо, что ваша Лиза вам ничего другого не говорила. — Подумалось мне, — про то, например, как она по шее от меня получала».
— А дальше она в институт поступила. На филологический. Она такие стихи писала! И училась отлично. Потом замуж выскочила. Была бы мать живая, может, и разглядела бы чего. А я не смог. По мне так: одета девка, накормлена, учится, да и хорошо. Не больно-то она со мной делилась. Своей жизнью жила. А муж у нее наркоманом оказался. Хотя вроде поначалу все хорошо складывалось. Серега родился. А потом… Ну ладно — тот наркоман, так и моя дурища туда же! Дуры вы, бабы! Не потому что дуры, а потому что бабы! Первое дело: раз муж пьет или наркоманит, так и я буду. Вроде как ему меньше достанется. Не достанется. На двоих хватит! И на десятерых! Так оно и покатилось. То пьют, то колются. А ведь красивая девка она у меня была! А умная какая.
Алексей Сергеевич погасил сигаретку и вздохнул. Тяжело-тяжело.
— Ну, институт она закончила. Потом мужа этого выгнала. Я было перекрестился, да куда там! Сначала все неплохо складывалось. Завязала она с дрянью этой, закодировалась, делом занялась, зарабатывала хорошо. У нее голова-то светлая всю жизнь была. Квартиру купила. Сережка из школы одни пятерки носил. А потом… — Дед махнул рукой: — Потом как подорвалась по новой, и все на этом. Ясно стало, что судьба ее такая. Мальчишку жалко!
— Жалко, — откликнулась я.
Алексей Сергеевич посмотрел на меня долгим-долгим взглядом:
— Знаешь, девка, знакомы мы вроде недолго. Но как-то душой я к тебе расположился. Может, оттого, что дочь моя все время про тебя хорошо говорила. Только и слышал от нее в последнее время: Вика да Вика!
Неудивительно. И я в последнее время от нее тоже только это и слышала. Я поморщилась. Дед не заметил.
— Я тебе весь дом перечинить могу задаром, только ты просьбу мою исполни.
— Господи, Алексей Сергеевич, не надо ничего задаром чинить! Я и так вам чем смогу — помогу!
Помогу-помогу… Назначение у меня такое — помогать. Терпеть. Вы мне — пакость всякую, а я вам помогать брошусь по первому зову! Ладно, не виноват дед. И мальчишка не виноват. Не злись, Вика. Их фамилия — не Безугловы. И хоть они Шизины родственники, но не Лизой их зовут. Не злись!
— Спасибо
— Алексей Сергеевич!
— Не перебивай. Я сам вижу, что деньги для тебя как раз не проблема. Так денег не надо! У Сережки квартира мамина есть. И дом свой я ему отписал. Он — не бедный. Маленький только еще. Ты его, Вика, случись чего со мной, просто поддержи. В жизни чтоб не потерялся. Он — умненький у меня, не хлопотный. Ему лыжню покажи, он и поедет. Не брось его уже, ладно? Он к тебе, как к подруге мамы, с большим доверием относится. Послушает. Он в матери-то, хоть и непутевая она была, души не чаял.
Больше тебе, дед Алексей, обратиться не к кому, конечно. Нас, дураков, не так уж много. Ну, сказала твоя Лиза, что я — хорошая, значит, хорошая.
— Не беспокойтесь, Алексей Сергеевич. Не брошу мальчика.
— Ну, я так и рассчитывал, что не откажешь.
После этого Сергей Павлов еще пару раз помыл мою машину, потом обреченно заявил, что зимой моются только дураки, которым деньги некуда девать, и исчез. Я не знала, где его искать.
Он появился в марте. Приехал в дом. Еще более длинный и такой же худой.
— Дед умер, — сказал с порога.
Я засуетилась, обняла мальчишку:
— Господи, хоронить надо. И все такое. А ты у нас оставайся пока!
— Да нет. — Он спокойно вывернулся из моих рук. — Он почти месяц назад умер. Не мучился, слава богу. Хотя так болел! А деньги на похороны он всегда в заначке держал. Только я знал — где. Так что похоронили достойно.
И замолчал. Я тоже ничего не могла сказать. Мы просто стояли рядом. Худой и длинный Павлов. И я — «мать Тереза», как говорит моя мама.
— Я больше не могу! — взвыл гордый Серега на весь дом. — Я один!
Неожиданно он бросился мне в руки и заревел. Как Юлька.
— Можно я к вам буду приезжать иногда?
Ну куда деваться?
— Дурачок! — обозвала я. А слезы сами потекли по щекам. Сами. — Не надо никуда приезжать! И уезжать никуда не надо. Здесь твой дом.
— Оформите на себя мою квартиру! — промычал он сквозь рев. — И дедов дом еще есть! Я вас всегда слушаться буду. И защищать! И детей ваших! И Джима!
— Совсем дурак! — ответила я.
Мы оба теперь ревели. Громко-громко.
Опять — ничья…
ВОЗВРАЩЕНИЕ
— Дамы и господа! Наш самолет совершил посадку в аэропорту города Владивосток. Просьба всем оставаться на своих местах до полной остановки…
Я проснулся. Я выдернул себя из пустоты. Сон — больше ничего не надо. Во сне ничего нет. Ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. Просто время идет, и все. Виктория, молодец, не тревожила. Дала папе три часа поспать, не пищала, тоже спала. И я спал. Правда, прежде принял почти бутылку виски… Последние порции стюардессы носили опасливо, но я их утешил — я скоро усну, а ребенок у меня спокойный, проблем не будет. Проблем и не было. Я же сразу сказал, что ребенок спокойный. Всем спать!