Тень Казановы
Шрифт:
ПОДКИДЫШ
Черная осень длилась долго-долго. Но прошла. Плавно наступила зима.
На душе тоска моя словно тоже снегом прикрылась… «Зима, холода… Одинокие дома».
Я немало пережила. Я ждала Сережу из этого Серышева. Долго ждала. Я воевала с какими-то смешными бандюками, которые только и умеют, что баб с детьми пугать. Потом Сережина депрессия… Я делала все, чтобы ему было легче. Теперь Сережа счастлив и устроен. Жалко, что не со мной. Видно, не судьба. Пустые-пустые глаза.
Жизнь не закончилась, хотя весьма потускнела. Но пора бы мне отвлечься от своей тоски и заняться делами насущными. Вон, дети растут не по часам, у Васьки — свои проблемы, у Юльки — свои. Да и дом постоянного участия требует. То бойлер, то трубы, то замки в дверях… Хватит, Вика, хватит! Забудь Безуглова, отпусти и забудь…
Сережа никогда не походил на других. Лотерейный билет. А оказался таким же, как все. Мог бы расстаться красиво, это было бы в его стиле. Но видать, дрогнул под конец.
А жалко, Сережа, жалко. Тебя жалко, не себя. Столько лет ты был совсем другим. А потом прижался к Машке и даже не собрал мужества расстаться со мной красиво. Русский стандарт: объяснения обременяют. Ты ведь мне ничем не обязан.
Ох, лучше бы мне не ездить в Москву. Ну, пропал и пропал. Передумал жениться. Обычное мужское дело. Нет же — потащилась! Своими глазами хотела все увидеть. Ну и увидела: ни мускул не дрогнул у тебя, ни глаз не загорелся. Чего приехала? Кто звал? Отстань, в общем.
Отстала, отстала. Раньше ждала — был смысл. Знала — вернешься. Теперь не жду. Знаю — не мой, не вернешься. Лучше бы мне и не знать про это. Жила бы надеждой.
Ладно, надо жить. Васька, Юлька… Хватает хлопот. Прощай, Сережа. Я все переживу. Будь счастлив. И мы будем жить. Без тебя. Хватит ждать. Хватит…
Я вернулась после работы, и Васька сразу доложился. С порога:
— Тебе пацаненок какой-то звонил, судя по голосу. Сказал, очень надо. Я дал координаты рабочие.
— Да вроде мне никто не перезванивал.
Мы хором пожали плечами и забыли.
И на следующий день никакой пацаненок не позвонил.
Он пришел ко мне на работу, в офис. Большие серые глаза, навскидку — лет четырнадцать. Худой. Длинный.
— Здравствуйте, Виктория Андреевна, — сказал. — Я — сын Елизаветы Павловой.
Я долго соображала, чей же он сын. Потом вдруг дошло — Шизин! Хорошенькое дело — мама достала, теперь и сыночек будет?
— Мама умерла, — обыденно сказал он.
— Как умерла? — Я на самом деле растерялась.
— Умерла, — пожал он плечами. — От передозировки. Золотой укол, называется. Ей хорошо, а нам — не очень-то. Еще по осени.
Как-то не по-детски
— Как тебя зовут?
— Сергей, — и в ответ взрослые серые глаза.
Опять Сергей. Нет, у того Сергея глаза зеленые. Боже, о чем я думаю?! И вообще, сколько на мой век еще Сергеев отпущено?
— Сколько тебе лет?
— Четырнадцать почти. Я машину вашу помыть могу.
— Зачем?
— Затем, что деньги нужны. Мама умерла, я с дедом остался. Он в пригороде живет, в своем доме. Я к нему перебрался. Нашу с мамой квартиру мы теперь сдаем. И дед у меня еще крепкий. Крышу сам чинит, по столярке соображает. А денег все равно не хватает. Так помыть вам машину? Мама всегда о вас хорошо отзывалась.
Ну-ну! Может, мне еще заплакать? Откуда ты, Павлов Сергей, рассудительный такой? Зачем?
А Лизку, дурищу, жалко.
— Ну, давай помой.
Его словно ветром сдуло. Худой-то! Я бы ему, наверное, просто так денег дала, но сдается, что он не возьмет. Интересно, что ему Лиза про меня рассказывала? Я ее гоняла в хвост и в гриву, а она обо мне «хорошо отзывалась». Надеюсь, о своих пристрастиях она ему не докладывала? Хотя ведь знает он про «золотой укол»! Вот еще морока на мою голову.
Нет, ну дурища-то! И голова на плечах не тупая была, крутилась как-то. Проекты свои ухитрялась пробивать… Надо же, какая нелепая смерть! А мальчишка неплохой.
Я позвала секретаршу и попросила заказать по телефону пиццу. И побольше. Через пятнадцать минут доставили две огромные коробки и впридачу штук шесть пластиковых контейнеров с салатиками. Да-а, если мы усядемся втроем с Васькой и Юлей, то вряд ли справимся. Если только Джима еще позвать…
Сергей Павлов тоже вскорости объявился. Руки красные от воды, со лба челку сдул.
— Ого! — подивился на стол. Но сдержанно как-то.
— Да вот, — сухо сказала я. — Заказала пиццу на обед, но просчиталась. Думала, они у них маленькие, а притащили вон какие. Еще и салаты в довесок.
Павлов по-прежнему вежливо держался в стороне.
— Давай, наверное, Сережа, угощайся.
— Спасибо, — поблагодарил он и уселся за стол. Ни тени кривляния.
За столом, однако, слопал все. Нежадно, неторопливо, но — все. Потом застеснялся:
— Вкусно очень!
— Надо же, — посетовала я, — ты столько лопаешь, а худой! А я все на диетах — держусь и никакого толку!
— Обмен веществ, — серьезно диагностировал Павлов.
Я не удержалась и засмеялась.
— Ничего смешного. Наукой доказано. Я читал.
— Да нет, я просто так смеюсь. У меня сын такой же, как ты. Любит научно порассуждать.
Мне показалось, что мальчишка все равно надулся.
— Пойду уже, — сказал.
Иди-иди, наконец!
Я достала кошелек, вытащила двести рублей.
— Нет, — отрезал Сергей. — Во-первых, много. Во-вторых, вы меня накормили.
Ну-у Павлов! Какой ты трудный, однако!