Тень мачехи
Шрифт:
Татьяна снова улыбнулась, и прижалась к нему, легко вздохнув.
— Значит, ты не бросишь меня, что бы ни случилось? — спросила она, чувствуя, как нежно и бережно ложатся ей на плечи его руки.
— Ради чего? — засмеялся он. Но тут же посерьёзнел: — Чтобы остаться один на один со своей любовью, жить в пустом доме, и вместо детей держать на коленях Тимошу и Мусю?
Он отстранил Таню, внимательно посмотрел ей в глаза. И добавил — очень серьёзно, уверенно:
— Думай о нашем будущем. Думай, чего ты хочешь. А я сделаю всё, чтобы это сбылось.
Эпилог
Пять лет спустя
Две
— Мы первые, первые! — открыв заднюю дверь «ниссана», завопили мальчишка и девчонка, погодки лет восьми-девяти. Толкаясь, выбрались из машины и заплясали-запрыгали перед «рено», высоко задирая загорелые ноги в джинсовых шортах, выбивая озорную дробь подошвами сандалет. Водитель «рено» — смуглый полнотелый мужчина, похожий на Лосяша из «Смешариков» — что-то достал из-под козырька над водительским сиденьем, сделал им большие глаза, и поднял руки в шутливом жесте «сдаюсь». Симпатичная женщина, нетерпеливо ерзавшая на соседнем сидении, рассмеялась, тряхнув рыжими волосами. За её спиной сидел светленький мальчик лет пятнадцати, а по бокам от него моложавая дама с пшеничными волосами, уложенными в «бабетту», и мужчина чуть старше неё, смуглый, с армейской выправкой и деревянной тростью в руках. Рыжая что-то сказала им, и приехавшие начали выгружаться из машины, вытаскивая пакеты и сумки с подарочными коробками.
— Костик, Дашка, ведите себя прилично! — выйдя из-за руля «ниссана», крикнула высокая женщина, сверкнув из-под иссиня-черной кукольной чёлки точно такими же глазами-маслинами, как у скакавших на площадке детей. Лёгкий цветастый сарафан открывал её плечи и ноги, покрытые южным загаром. Схватившись за голову, она умоляюще сказала Лосяшу и его спутнице: — Купченко, дорогие мои, надерите им уши, а то я не достаю! Здрасьте, Инесса Львовна, Иван Сергеич! Павлик, привет, ты опять вырос!
— Яночка, а если бы ты вышла замуж за меня, наши дети были бы толстыми и неповоротливыми, как я, — заявил Купченко, выкатившись из машины и одергивая рубашку-поло, складками собравшуюся на его солидном пузике. — И не скакали бы, будто две лягушки.
— Лягушка, лягушка! — захохотал Костик, тыча пальцем в сестру.
— Сам лягушка! — завопила она, шутливо толкая брата в плечо. — Абаж!
— Тихо! — гаркнула Яна, выволакивая с заднего сиденья громадный пакет, сквозь полупрозрачные стенки которого виднелась коробка с кухонным комбайном. — А то скажу тёте Тане, что вы мечтаете прополоть две грядки с морковкой! Вы же знаете, она ни в чем не может вам отказать.
— Тётя Яна, не надо, мы будем играть в «монополию», я привез из дома, — показывая плоскую коробку, сказал
— Ох, Павлик, какой ты молодец! — с облегчением сказала Яна, и повернулась к рыжеволосой женщине. Окинула профессиональным взглядом её животик, выпирающий из-под лёгких складок ярко-синего платья, и спросила с улыбкой: — Как наша девочка? Шевелится уже?
— Прыгает, бегает и танцует — по крайней мере, у меня именно такое ощущение, — улыбнувшись в ответ, призналась Тамарочка, поглаживая живот. — Вся в меня, такой же живчик. Может, хоть умом пойдет в Витьку? Кстати, можешь его поздравить, защитился.
— Да, я теперь кандидат медицинских наук! — подхватил Купченко. — Спасибо Ивану Сергеевичу, помог.
Пожилой мужчина с тростью пожал плечами:
— Вам, Виктор, сам Бог велел педиатрией заниматься. Я уж так, чтобы скучно не было.
— Не скромничай, Ваня, — сказала Инесса Львовна, придирчиво оглядывая его светлый костюм. Стряхнув с лацкана что-то, незаметное чужому взгляду, она огладила на себе льняное платье канареечного цвета, с белой отделкой на рукавах. Поправила на шее янтарный кулон, и обратилась к присутствующим: — Ну что, все готовы?
— Да! — хором крикнули дети, первыми понеслись к калитке, и, распахнув её, влетели внутрь. Остальные вошли следом.
Во дворе, под крышей белой кованой беседки, уже топорщил белоснежные оборки скатерти длинный стол, уставленный тарелками и блюдами. Рядом, в длинном кованом мангале, высоко полыхали дрова. Вокруг раскинулся зелёный газон — аккуратно подстриженный, с пёстрыми куртинами петуний и цветущими кустами гортензии, клонящей к земле белоснежные шапки. Чуть поодаль стоял большой надувной бассейн, а рядом с ним — игровая площадка: яркий квадрат песочницы, высокая горка, стилизованная под ушастую голову слонёнка, столб с баскетбольной корзиной, и сложное переплетение турников и лесенок. Двор был непривычно пустым, лишь у тропинки, выложенной желтым плитняком, лежал позабытый мяч. Никого не было и на дорожке, ведущей к дому — только за открытой дверью слышалось треньканье пианино. А на пороге сидел одноглазый кот — коричневый и здоровый, как бобёр.
— Хозяева-а! — крикнула Яна, и пошла на звук голосов, доносящихся со стороны сада — судя по всему, именно туда уже удрали её дети и Павлик Купченко. Остальные гости двинулись за ней. А из-за угла дома, явно встречая их, вышла девочка лет четырнадцати — высокая, тонконогая, в синих туфельках и нарядном бирюзовом платье, подпоясанном белым ремешком. Её русые волосы, уложенные в затейливую причёску, короной поднимались над высоким лбом, голубые глаза смотрели приветливо и немного смущенно.
— Катюша, здравствуй! — сказала Яна. — А где родители?
— Здравствуйте, проходите, пожалуйста, — чинно сказала девочка. — Мама в дом пошла, Василька переодеть. И Юля с Серёжей там, к ним учительница музыки приехала, но они уже заканчивают заниматься. Папа с Игорьком и Мишкой в бане, учит их дрова подбрасывать. А мы с девочками решили Алле Петровне помочь.
— Ну вот, говорила я, что мы рано приехали, — покачала головой Инесса Львовна.
— И ничего не рано! — воскликнула девочка. — Мы все вас очень ждали, с утра готовились!
— Ой, Инесса Львовна, ну мы же здесь, как дома, — махнула рукой Яна. И сказала девочке: — А где Петровна-то, на огороде?