Тень рыцаря
Шрифт:
– Вы, рыцарь-командор.
– А в случае ранения кто платит за услуги лекаря?
– Вы, рыцарь-командор.
– А если вы падете в бою, кто выплатит пенсию вашей семье?
– Вы…
– Погодите, – сказал я. – Разве он не работает на герцога?
– Он служит герцогу, как и все мы, но рыцарь-командор обязан платить своим людям, – ответил Шуран благочестивым голосом. – Если бы нашему господину пришлось платить жалованье, это бы осквернило священные узы нашего служения герцогу. Все равно как просить у богов деньги за то, что человек живет
– Наконец-то! Вот это религиозное учение я бы поддержал, – сказал Брасти, сжав повод в руках, словно он собирался молиться. – О великая богиня Любви! Я побреду по долгим, глухим дорогам нашей страны, неся послание сострадания всем, кто в нем нуждается. Красота заставит меня склонить голову, и я буду возносить тебе хвалу утром, в полдень и вечером. – Он повернулся к нам с язвительной улыбкой на лице. – А за это прошу у тебя еженедельное жалование в двенадцать серебряных «оленей» и дополнительную премию в два «оленя» в базарный день. И хорошо бы маленький домик. Ничего особенного, как ты понимаешь, просто…
– Помалкивай, Брасти, – хором сказали мы с Кестом.
Рыцари наслаждались представлением, и Брасти не возражал. Ему нравилось находиться в центре внимания, даже если это внимание на него обращали герцогские рыцари, которых он в принципе презирал, всех вместе и каждого по отдельности.
Мысль о том, что командир отряда платит людям из своего кармана, показалась мне странной. Да и недешевая это затея.
– Погодите. Если вам приходится платить каждому рыцарю, который служит под вашим командованием, то кто же платит вам?
– Герцог, разумеется, – сказал Брасти.
– Но разве это не осквернило бы служение? – спросил Кест, наконец-то заинтересовавшись разговором. Кест не только был лучшим фехтовальщиком в мире, но и имел нездоровый интерес к бюрократии.
– Если бы мне платили, то это в самом деле замарало бы мое служение, – ответил Шуран. – В конце концов, мы же безгрешны.
Брасти уже собирался нагрубить ему, но Кест его перебил:
– Правильно ли будет предположить, что ваше служение не будет унижено в том случае, если герцог пожалует вас подарком в знак признания ваших благородных деяний?
Шуран кротко улыбнулся.
– Подобный дар стал бы подтверждением того, что я исполняю волю богов.
– И насколько часто это происходит?
– Я стараюсь совершать благочестивые деяния каждую неделю. – Он улыбнулся еще шире. – Всем известно, что по средам я особенно благочестив.
Я попытался прикинуть, какого размера требуется подарок, чтобы хватило на оплату более чем тысяче рыцарей, но цифры всегда были моим слабым местом, и я сдался.
– Значит, вы платите вашим парням, делясь с ним «дарами» герцога?
– Частично; этого лишь хватает на то, чтобы выплатить им минимальное жалование и покрыть кое-какие расходы.
– И откуда берется вторая часть?
Шуран знаком приказал своим парням замедлить ход и натянул повод.
– Это долгий разговор.
Валииана подъехала к нам.
– Почему мы замедлились?
Шуран
– Впереди постоялый двор. Места там всем не хватит, но мы можем разжиться провизией и питьем и разбить лагерь поблизости.
– Я как-то путешествовала по этой дороге с матушкой. – Валиана запнулась и потрясла головой. – То есть, я хотела сказать, с прежней герцогиней Херворской.
В голосе послышалась грусть. Прошло лишь несколько месяцев с тех пор, как Валиана самым неприятным образом обнаружила, что никогда не приходилась герцогине дочерью.
– В любом случае, – продолжила она, – я почти уверена, что милях в десяти вдоль дороги есть постоялый двор получше, и там точно всем хватит места.
– Простите, миледи, – возразил Шуран. – Уже поздно, и я предпочитаю не загонять лошадей. Переночуем здесь, а утром приедем в Карефаль.
– Так если у них нет комнат, то в чем смысл? – спросил Брасти.
– Зато есть провизия для нас и лошадей, а еще кое-какое развлечение, которое, подозреваю, вам понравится.
– И молот герцога ударил, – пропел сказитель.
Несмотря на моложавую внешность певца, голос у него был глубокий и зычный, словно святой Анлас, Помнящий мир, сам вещал через этого человека. Свет камина бросал тени на стены большого зала, освещая красивое лицо сказителя; он походил на магическое существо. С прямыми темными волосами, доходившими до подбородка, короткими усами и бородкой по обычаю трубадуров. Наверное, им кажется, что так они выглядят солиднее. Или мудрее. Понятия не имею, зачем они их отращивают. На нем была синяя рубаха, черный камзол и такие же штаны, залатанные в нескольких местах, как я успел заметить.
Рядом с ним на табурете сидела женщина и перебирала струны короткой дорожной гитары, сопровождая его рассказ музыкой. Ее одежда также была синего и черного цветов, но внешность разительно отличалась. Светло-коричневые волосы, обрамлявшие круглое простоватое лицо, плотное тело без изгибов и женской чувственности. Благодаря музыке, которую она извлекала из своего инструмента (в основном простое арпеджио, но сыгранное мастерски), его посредственное выступление стало завораживающим.
– Но испугался ли наш герой могущества герцога? – обратился сказитель с вопросом к слушателям. – Отступил ли он хотя бы на дюйм, когда воины герцога пришли за ним?
За столами постоялого двора «На краю мира» сидело тридцать-сорок крестьян и торговцев, которые были настолько поглощены сюжетом или вином, что не могли ответить, поэтому трубадур продолжил рассказ. Он махнул руками, словно разгоняя табачный дам, который плавал в воздухе, поднимаясь из трубок зрителей.
– Он не испугался, друзья мои, ибо рука его была сильна, да, а голос… его слова – еще могущественней. Можно даже сказать, что он пел, подобно трубадуру!
Раздались смешки, но больше всех хихикал Брасти.