Тень Саддама Хусейна
Шрифт:
– Теперь ты можешь говорить об этом отцу в своих молитвах, Хашим, сказал я, безмерно благодарный ему за помощь.
– Он будет гордиться тобой.
Неделю спустя Хашим отвез меня в Эрбиль, где я повидался с Латифом. Его зверски пытали, он был серьезно болен, но я надеялся, что все же поправится. За ними ухаживали курды и обещали не оставлять его, пока он не придет в себя настолько, что сможет перенести отъезд.
В последние три или четыре года, я редко встречался с Удаем, который все время пребывал в своем роскошном офисе Международного олимпийского
Кусай, в отличие от старшего брата, действительно большую часть времени проводил с отцом.
Я также слышал, что Удая недавно видели в обществе хорошо известной в Ираке певицы, но я скептически воспринимал россказни об этих отношениях. Всем было известно, что Удай большее время разъезжает по улицам Багдада, самостоятельно выбирая себе женщин. Многие попадались из хороших семей, и если они отказывали ему, то их избивали. Но Удаю нравились и проститутки. Один из его близких друзей был сутенером и Удай позаботился о том, чтобы и ему тоже что-то перепадало от такого доходного бизнеса.
Спустя несколько месяцев я впервые встретился с Удаем, когда он появился во дворце в конце года. Я почтительно раскланялся, когда мы столкнулись в коридоре, ведущем в кабинет Саддама, однако не намеревался вступать с ним в разговор, если этого не потребует необходимость. К моему удивлению, он сам остановился около меня и грубо и зло промолвил:
– Ты покойник, Микаелеф Рамадан! Мне безразлично, что говорит отец. Пусть потом льет слезы над трупом предателя. Однажды наступит день - и я пристрелю тебя.
Я ничего не ответил, ускорив шаги. Почему вот уже сколько времени он позволяет себе разговаривать со мной подобным тоном? Но к его угрозе я отнесся серьезно. На сей раз все это оскорбило меня, как никогда прежде. От кое-кого из государственных чиновников, относившихся ко мне дружелюбно, я узнал, что Удай по-прежнему уверен, что я замешан в покушении, совершенном лет пять назад в его апартаментах в районе Каиро. Если это так, тогда понятно, почему он жаждет моей смерти. Его угрозы напомнили мне о том, что если Саддам и его сыновья не будут каким-то образом устранены, то Ирак придется покинуть мне.
Теперь, когда Хашим вместе со мной был замешан в тайную деятельность, я решил рассказать ему о возобновившихся угрозах Удая, и он согласился, что у меня есть все основания остерегаться этого человека. За последние пять лет непредсказуемое поведение Удая, творимые им безобразия и жестокие расправы стали грозить ему привлечением к ответственности, и поэтому родные постарались переместить его туда, где он может причинить наименьший вред: в дирекцию Международного олимпийского комитета. Также он возглавил международную футбольную команду и иракскую молодежную газету.
Зная, что
– Когда он впервые проявил враждебность к тебе?
– спросил он меня, когда в полдень мы сидели в моем саду. Скамья в саду стала самым укромным местечком для наших откровенных бесед. Даже Хашим не знал, есть ли подслушивающие устройства в моем доме, и старался не рисковать.
– С нашей первой встречи, - ответил я.
– Когда ему было пятнадцать лет. Он сказал, что у меня глаза труса.
– Он когда-нибудь был с тобой приветлив?
– Нет, только саркастичен.
– Тогда это не личное, - совершенно серьезно сказал Хашим.
– Не личное?
– иронически рассмеялся я.
– Он грозился убить меня, а это ты не считаешь личным? Ты меня успокоил, спасибо.
– Ты неправильно меня понял. Вся проблема в том, что ты напоминаешь Удаю его отца. Как он ни груб с Саддамом, отец для него идол. В этом нет сомнений. А в тебе он видит угрозу.
– Мне трудно в это поверить.
– Но ты действительно опасен. Ты сам говорил мне, что после дворцового переворота можешь выдать связи Саддама, сыграть его роль.
– Но Удай не знает об этом, надеюсь.
– Он не дурак. Он чувствует опасность, когда видит, как люди смотрят на тебя, так похожего на Саддама, и понимает, что ты занимаешь привилегированное положение в окружении отца. К тому же ты сам дал Удаю повод подозревать тебя все эти годы. Как бы мы ни были справедливы в наших претензиях к Удаю, он прав, когда говорит, что ты представляешь серьезную опасность президентскому режиму. Тебе повезло, что словам Удая никто во дворце не придает значения. Я же рядом с тобой вот уже десять лет и никогда тебя в этом не заподозрил бы.
Я, поразмышляв над тем, что сказал мне Хашим об Удае, вынужден был согласиться с ним. Как бы моя неприязнь к нему ни была велика, у старшего сына президента есть причины для подозрений. Саддам совершал ошибку, доверяя мне.
– Мне придется уехать из Ирака, - заключил я.
– Да, тебе надо сделать это, - согласился Хашим.
– Но как, вот вопрос.
– Границы Ирака теряются в пустыне. Если пересечь Сирийскую пустыню, можно попасть в Сирию, Иорданию или Саудовскую Аравию.
– Возможно, ну а дальше что?
– спросил Хашим.
– Как отнесутся правители этих стран к тому, что в один прекрасный день их границы пересечет человек, похожий на Саддама как две капли воды, но категорически отрицающий это? Во-первых, тебя могут просто убить, а то, что арестуют, тут сомнений нет. Думаешь тебе предоставят политическое убежище? Возвратят обратно в Ирак? А что, если им придет в голову, что ты настоящий Саддам, а в Багдаде правит двойник? Что бы ты им ни говорил, правду или ложь, тебе все равно не поверят.