Тень уходит последней
Шрифт:
– А нет у нас этого бесстрашия, как у него. А Макс, Максим, перегорел, как и я, разделаться с Вертиловым. Да и приказа не было с ним покончить.
– Этот приказ вам должен дать Кораблев?
– Он самый. Мы же ему подчинялись. Партию эту он образовал в девяносто пятом году, кажется, или чуть раньше, когда бандиты всем управляли в городе. В то время каждому из нас было за пятьдесят или около этого. А, как только девяностые пришли с этими революциями-переменами, с забастовками шахтеров, химиков, учителей, медиков, закипела и
– И кого-то замочили?
– снова спросил Синцов.
– А это не Вашего ума дело.
– А тогда зачем я вам сейчас здесь нужен, Александр Васильевич?
– А потому что...
– сбился Киреев и тут же сделал вид, что закашлялся.
– Потому, чтобы, это самое, что бы ты знал, где эта гнида прячется, - брызгая слюной, пытаясь погасить в себе возмущение, сказал Киреев.
– вы думаете, что это его работа: собака убита, спецовки развешивает у вас во дворе?
– Не Кораблева же с Максом.
– Ну, и что от этого толку, что я узнаю о нем? Сделать ему рекламу в газете, или написать про него обвинительную статью?
– А ты напиши про него, все, что я тебе рассказывал, что тебе говорил о нем Столяр, то есть Столяров. Пусть все знают, какая он гнида. Еще говорят, он и в церковь ходит, просит Бога, чтобы Он простил ему все его грехи. Не дождется!
Ветер, набравший силу, разогнал дымку с того берега болота. За небольшими облаками, ползшими по небу, как овцы, одно за другим, пошли их огромные стада, и все плотнее и плотнее, закрыв собой еле видный на небе молочный круг луны, а за ним и проснувшееся, еще только набирающее силу света, солнышко.
Николай, настроив резкость линз бинокля для своего зрения, стал внимательно рассматривать небольшой двор около избы. Первое, что отметил, это - еле видный дымок, идущий из трубы, значит, в ней кто-то есть.
– А вы думаете, что он все сам делает?
– нарушив зависшую тишину, спросил Николай.
– Так, у него целая мафия.
– А кто за ней стоит?
– Так, бывшие, как Вертилов, разные бывшие и настоящие начальники. Ну, те, кто тогда с ним работали в управлении химкомбината, а сейчас городом руководят.
– Смешно. вы сегодня для них никто. Захотели бы, в две секунды бы с вами разделались. Не верите этому?
– Николай обернулся и посмотрел на Киреева.
– Так думал уже об этом, и не раз. Ну, скажи, мил человек, а зачем мне тогда все это делать?
– Скорее всего, этим занимается тот человек, которому нужна Ваша квартира, дача. Когда-то вы ему обо всем рассказали, или кто-то об этом рассказал, вот он потихонечку и накидывает на вас удавку.
– вы, Николай Иванович, говорите об этом, как Ваш следователь.
– Да?
– удивился Синцов.
– Хм. Совпадение, говорите. Ну, а сами не задавались этим вопросом?
– Так, нет. Хм, - чему-то теперь усмехнулся Киреев.
– А вы посмотрите, какой он.
– Кто?
– Да
– А-а, понял, - Николай приблизил к своим глазам бинокль и начал всматриваться в постройки на вершине у болота.
– И зачем он у болота избу свою построил? Там же комары.
– А летом я его ни разу здесь и не видел, - сказал Киреев.
– Вот, ни разу. Но люди бывали здесь, видно, дружки его. Один раз чуть не нажал на курок.
– Сколько у вас злости к нему осталось!
– то ли возмутился, то ли удивился Синцов.
– Так, почитайте, все архивы у Кораблева. Они у него где-то с шестьдесят пятого года хранятся. Их до него другие секретари парткомов собирали и почему-то не хранили их в архиве химкомбината, а у себя, в тумбочках, в столах. Вот, он их забрал.
– И все плохо было, всегда людей обманывали?
– Так, там не только все с нашего химкомбината. Много закрытой информации со всей страны, с обкома им подавали для ознакомления. Там такого начитался.
– Ладно, Александр Васильевич, может, уже пойдем, а то на часах уже половина десятого, а завтра мне на работу.
– Жаль, жаль.
– Я все-таки вас никак не пойму, из-за чего вы так ненавидите Вертилова? Столько лет прошло, и создается такое впечатление, что простить его до сих пор не можете. Это, наверное, потому, что вы и свои недочеты стараетесь на него сбагрить. Мол, он во всем виноват. Да?
– Ладно, - махнул рукой Киреев.
– Он мою жену пару раз насиловал. Красивая баба была, работала кладовщицей в механическом цехе. Вечно там что-то у нее да найдет. Вот и передком рассчитывалась.
– Да-а, теперь понятно. И вы об этом знали еще тогда?
– Перед смертным одром призналась мне, - прикусил губу Киреев, и слеза скатилась на лицо и по глубокой морщине потекла вниз.
– Извините.
– Она сказала, что со многими бабами он так разделывался.
– Сволочь!
– прошептал Николай и еще раз, перед уходом, подняв бинокль, посмотрел в сторону избы.
– О-па, Александр Васильевич, так там два Вертилова, похоже. Может, есть возможность поближе к ним подобраться? А? Уж, больно, они похожи.
– Так, вы молоды, посмотрите. Здесь-то напрямую сто восемьдесят шагов, а бинокль-то двенадцатикратный. Зять подарил.
– Да, да, - протерев ладонью слезящиеся глаза, Киреев стал всматриваться в двух мужчин, стоявших к нему лицами и о чем-то разговаривающими между собой.
– Уж, больно, молод второй, но так похож на старика.
– Так, это - его внук, - вдруг сказал Киреев.
– А вы что, не знали?
– Откуда? Следователь мне об этом не говорил.
– Так его дочка, Верка, еще в школе нагуляла ребенка. Тю ты, думал, знаете. Она еще школьницей родила, его в детдом сразу отдали и все. А потом он нашел их, кто-то из добрых людей пацаненку сказал об этом. У мамки сразу псих, в больнице пролежала. Говорят долго.