Тень уходит последней
Шрифт:
– Не-а.
– вас познакомить с ним?
– Коля, ты, кажется, не понял, о чем я с тобой пятнадцать минут назад говорил?
– Да, да, - поднял ладонь Синцов.
– Он же фанат-сталинец. Ну, что я получу от знакомства с ним? Буду выслушивать о том, что когда-то кто-то был вором, да сейчас их еще больше стало, Коля.
– Он - материалист.
– Да, что вы говорите?!
– Мне кажется, что он до сих пор что-то делает. К нему приходит тот же Вертилов, та же Вертилова. А как вы думаете, зачем?
– Синцов исподлобья посмотрел на следователя.
– Ну, видно, старик доводит его.
– Я же
– О-о!
– воскликнул Дятлов.
Николай глянул в окно и сам чуть не присвистнул. Напротив Кораблева, рассматривающего себя в окне, остановился черный джип и такого же цвета шестисотый "Мерседес". Два парня, вышедших из джипа и шедших в сторону Кораблева, были ему знакомы. Это они его как-то провожали, да, да, когда он встречался с мэром города, звавшим его работать к себе в должности пресс-секретаря.
Они подошли к Кораблеву, что-то сказали ему, но старик к ним не повернулся, а продолжал рассматривать себя в окне.
Один из парней, что-то сказав в гарнитуру, подвешенную у него на ухе, посмотрел в сторону "Мерседеса". Из него вышел мужчина.
– Опа!
– невольно воскликнул Синцов.
– Это - Паша Мысенко, пресс-секретарь губернатора, мой бывший однокурсник.
– Неожиданный поворот событий, - присвистнул Дятлов.
– И какой у них интерес друг к другу?
– Знать бы, - прошептал в ответ Синцов.
– Погоди-ка, погоди-ка, а это не тот Кораблев, который в девяностых хотел организовать партию "За справедливость"?
– Стоп, стоп, - задумался Синцов.
– Что за партия?
– Ее главная задача была в том, чтобы наказывать бывших и нынешних воров-администраторов, мошенников разных из администрации города, комбината.
– Как это понять?
– Да очень просто, таких как Вертилов, Киреев, и других. Да, да, наконец-то, - Дятлов принял из рук официанта блюдце с чашкой.
Мысенко подошел вплотную к Кораблеву и начал с ним о чем-то говорить. Парни, стоявшие рядом, осматривались по сторонам. Через несколько минут, Александр Иванович, приподняв свою трость, развернулся к кафе спиной и пошел к "Мерседесу". Машины уехали вместе с Кораблевым.
– Так неохота растягивать эту историю, Николай Иванович...
– сощурившись, прошептал следователь.
– Вот и я о том же. Только никак не пойму, причем же здесь Мысенко?
– отпив кофе, спросил Синцов.
– Вот и я о том же. Не с приближающимися ли выборами это связано? Может старик кого-то начинает запугивать, требуя мзду?
– Федор Викторович, так ноябрь на календаре.
– О-о, сударь, так до сентября почти ничего не осталось. Особенно для тех, у кого не только руки, а и рожа хорошо запачкана, - вздохнул Дятлов и сделал несколько шумных глотков чаю.
– Ладно, закончу это дело и в отпуск пойду. Скоро зима, а сестра давно меня к себе зовет в деревню. Недельки отойти от своих дел навряд ли хватит, но у нее муж - любитель баньки, а если еще после
– А как насчет того, что я "плыл" в их доме? У Вертиловых!
– напомнил Синцов.
– Когда она меня чем-то отравила?
– Да помню, помню, - растаяла улыбка на лице следователя.
– Все помню, Коля, все! Ладно, - и оставив на столе пятьсот рублей, Дятлов пошел к выходу из кафе.
– Созвонимся завтра или послезавтра, не теряйся только, жду твоего нового детектива.
– 3 -
А он не писался, хотя уже был почти готов, но Николай последние несколько глав отложил в сторону и работал над другой концовкой рассказа, которая должна была соответствовать настоящим событиям. И, вот, все застопорилось. Сначала все хорошо шло, плавно одна история перетекала в другую, погружая героя в нелегкие, даже жесткие события, из которых, казалось, уже совсем невозможно ему выбраться живым или не сошедшим с ума. А, вот, теперь этот герой остался один на один с судьбой, которой начал управлять не он, а колдун. А почему колдун, а не друг его, к примеру?
А, может, действительно, прав Дятлов, что все здесь построено на человеческой жадности, желании забрать себе все богатства другого человека, который их зарабатывал всю жизнь. И кровь капает с зубов этого человека, нет, он не волк. То животное имеет совесть, сыто - не тронет и другим не даст. Нет, он - лев, который голоден, он забирается в чужой прайд и начинает убивать в нем львят, только потому, что они...
Николай отодвинулся от стола и посмотрел на последнюю подшивку газет.
"Так, так, если так, то дело не пойдет, - сказал он себе.
– Зачем я сюда, в читальный зал библиотеки, пришел? Зачем? Фу-у, - вздохнул он.
– Мне нужно найти информацию про Кораблева и его партию. Он же - бывший коммунист-фанат, и Дятлов сказал, что он пытался создать какое-то экстремистское подполье в коммунистической партии или вне ее, чтобы наказывать виновных. А, может, он ошибся?"
Николай посмотрел на год, в котором выходила эта газета. Тысяча девятьсот девяносто четвертый.
"Двадцать лет назад она выходила. Двадцать! Это ж, сколько мне было лет? Двадцать четыре. Нет, двадцать три года, и мне в том возрасте было, похоже, наплевать на все политические битвы. Так?"
В одном из февральских номеров газеты, на ее первой странице его внимание привлек крикливый заголовок: "Я за то, чтобы возродить "Народную волю". И под ним тем же шрифтом, но чуть поменьше напечатан подзаголовок: "На нашем флаге будет портрет не Владимира Ульянова (Ленина), а Александра Ульянова, его старшего брата".
"Громковато сказано, - с интересом подтянул к себе стопку газет Николай Синцов, и, еще не начав читать эту статью, начал вспоминать.
– Александр в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом был революционером-народовольцем и покушался на российского императора Александра третьего, и был за это повешен. Да уж, и кто так громко кричал об этом?" - и начал глазами просматривать текст.
Нет, это был не Кораблев, а Коравлев. Он - работник химического комбината, бывший партиец.
"Коммунист, значит? И к чему он призывает?"