Тень железной руки
Шрифт:
Белые сёстры, специально отряжённые в свиту Пречистой Агны, проводили долгие часы, без устали пополняя запасы ароматных масел и кремов, чтобы та могла в любое время использовать их для омовения. Судя по запахам, доносившимся из-за двери, эти средства как раз пошли в ход.
«Чтобы прославлять богов, — говорила Агна, — следует очистить не только душу, но и тело». Поэтому монахини выливали на голову матриарха бальзамы, склянку за склянкой, чтобы добиться от её жестких волос мышиного цвета требуемой мягкости. Старательно втирали в кожу душистые мази, чтобы сделать её нежной, словно
Каждый раз во время этих процедур в купальни не допускали никого, а Эрниваль, магистр ордена Железной руки и с недавних пор телохранитель Пречистой Агны, надёжно за этим следил. Всё таинство проходило за закрытыми дверями и порой могло затянуться не на один час, но однажды ему удалось увидеть своими глазами то, что оставило в его сердце след, словно раскалённым клеймом.
Матриарх тогда уже закончила омовение, когда послушница по ошибке принесла ещё горячей воды. Дверь в купальни открылась, и магистр почти случайно, всего на секунду, заглянул внутрь. Обычно в такие моменты он видел Агну сидящей в купели спиной к двери, пока девушки занимались её волосами — натирали их лосьонами, омывали зеленоватой водой травяных отваров или расчёсывали серебряными гребнями. В тот же раз Эрниваль узрел нечто необыкновенное. Прекраснейшее из зрелищ, что может открыться юноше.
Тонкие струйки воды стекали по изгибам юного стройного тела, обычно полностью скрытого под белоснежными одеждами. Крохотные капельки блестели на бархатной коже, подобно прозрачным жемчужинам. Всего на мгновение Пречистая Агна, матриарх Железной церкви предстала перед молодым магистром во всей красе. Но мгновение это показалось ему вечностью.
Агна шагнула из купели на расстеленное полотенце, и испуганная послушница поспешно прикрыла дверь. Но перед тем, как это произошло, Эрнивалю показалось, будто он поймал взгляд матриарха, мимолётный и насмешливый. Сердце, до того словно замершее, яростно заколотилось. Мысли юноши спутались, а тело бросило в жар. Так он и стоял, прислонившись к стене, пока раскрасневшаяся послушница, выглянув из-за двери, не сообщила ему, что они сами проводят матриарха в покои и что Агна желает Эрнивалю спокойного сна.
Но сон его в ту ночь спокоен не был. Почти до самого утра, стоило ему закрыть глаза, перед ним возникал чудесный образ Агны. С тех пор она не раз являлась ему во сне. Объятая светом, словно ангел, словно богиня, шагнувшая на грешную землю будто лишь ради него одного, она улыбалась, и улыбка эта наполняла сердце теплом и нежностью. После таких снов Эрниваль неизменно просыпался с жарким намерением посвятить матриарху всю оставшуюся жизнь, а душу его переполняло счастье от возможности быть рядом с безупречным творением богов.
Вот и теперь он нёс стражу у дверей купален, ожидая, пока матриарх закончит затянувшееся дольше обычного омовение. Запахи, доносившиеся оттуда, дразнили воображение, заставляя Эрниваля ощущать себя то в дивном саду, пронизанном уточнённым ароматом цветов и сладостью душистых фруктов, то посреди поля лаванды, колышущегося на ветру волнами, словно бескрайнее лиловое море. Магистр ждал, что с минуты на минуту его сладкая пытка закончится, и из дверей появится она, благоухающая,
Всё произошло так и на этот раз. Не проронив ни слова, одарив единственным мимолётным взглядом, Агна отправилась в покои в сопровождении нескольких монахинь в сером. На их фоне матриарх выглядела белоснежным лебедем среди сизых голубей. Эрниваль неотступно следовал за ними до самой двери, но вместо того, чтобы попрощаться, Агна велела ему ждать её здесь. Удивлённый магистр не смел спорить, смиренно ожидая, как верный пёс. Подобное сравнение нисколько не обидело бы Эрниваля, ведь он гордился своей преданностью матриарху и видел в служении ей единственную достойную для себя цель.
Наконец, дверь распахнулась, выпустив стайку монахинь, после чего за порог шагнула сама Пречистая Агна, облачённая в просторные белые одежды, расшитые жемчугом и серебром. Достаточно лёгкие, чтобы не сковывать движения, но плотные, чтобы не замёрзнуть осенними вечерами. Она одарила Эрниваля той самой улыбкой, что снилась ему ночами напролёт, заставив сердце биться чаще.
— Идём, Эрниваль, — спокойно сказала она, обратив на него взгляд серых, как полированная сталь, глаз.
— Я не ожидал, что у вас ещё есть планы на сегодня, — смутился тот. — Мне не сообщали.
— Это несколько неофициальная встреча. И кому, как не тебе, я могу доверить сопровождать меня?
Сердце вспыхнуло жаром, но Эрниваль не подал вида. Он ответил учтивым поклоном и отправился следом за Агной. Волосы матриарха покрывал полупрозрачный шёлковый платок с серебристой вышивкой, на руках были серые перчатки с изображением сжатого кулака, а с каждым её степенным шагом полы белой сутаны, почти касающиеся пола, ходили волнами. Перед выходом на улицу монахини набросили на плечи её святейшества простую серую накидку, и Эрниваля обдало волной ароматов.
В добавок к уже угасающему шлейфу купален теперь от неё веяло ещё и свежестью луговых трав. Сладковато-острый розмарин, нежная фиалка и терпкая свежесть мяты — гармония запахов воскресила воспоминания о беззаботном детстве Эрниваля. Тех временах, когда он, босоногий мальчишка, сын священника в посёлке близ Перекрёстка, бегал по полям, заросшим по самую его макушку. Ураган ароматных трав и цветов захватывал его тогда столь сильно, что даже теперь от одних лишь воспоминаний на душе становилось тепло и уютно.
Покинув монастырь, они продолжили путь вдвоём. Миновав храмовую площадь, столь же безлюдную и безмолвную, как и остальной город в это время, матриарх и её верный телохранитель отправились вдоль ночных улиц по дороге, освещённой светом фонарей. Эрниваль хорошо знал этот путь в замок, и сопровождал по нему матриарха столько раз, что мог бы пройти по нему с закрытыми глазами. Идти вдвоём им довелось впервые, но бояться было нечего: город неустанно патрулировали братья Железной руки. Мягкие туфли Агны неслышно ступали по брусчатке, шаги обутого в тяжёлые ботинки Эрниваля же, казалось, были слышны в каждом доме, мимо которого они проходили.