Тени и зеркала

Пушкарева Юлия Евгеньевна

— Неужели здесь так плохо?… Мы всегда рады гостям, тем более попавшим в беду. Я могу показать тебе Лестницу, когда ты поправишься…

Тонкие, вразлёт, брови Гаудрун взметнулись вверх.

— А с чего ты взяла, что я попала в беду? Схлопотать стрелу от кентавров — что в этом необыкновенного?

Тааль, поразившись, некоторое время просто молчала. Мохнатый шмель, тяжело пролетая мимо, задел её за щёку и вывел из задумчивости.

— Но… То есть… Как же это — ничего необыкновенного? Тебя ведь ранили… Могли и убить!

Гаудрун невозмутимо кивнула.

— Ясное дело, могли. А чего ждать от врагов на войне,

любезничанья?

— От врагов на войне… — Тааль, вздрогнув, вспомнила знак на черепке. — Но майтэ не вмешиваются в войны!

— Кто тебе это сказал?

— Наставники… Родители… Я не знаю, кто, — это знание просто вошло в неё вместе с первыми вдохами; Тааль казалось дикостью сомневаться в таких очевидных вещах. — Все, всё вокруг. Майтэ созданы летать и оберегать жизнь, а не участвовать в кровопролитии.

В яблочно-травяной глубине глаз Гаудрун мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

— К сожалению, это не всегда возможно. Несколько циклов назад кентавры пришли к Алмазным водопадам с подожжёнными стрелами. Нам осталось только защищаться.

От этих слов, сказанных так ровно, Тааль пронзило физической болью. Уже несколько циклов назад, к тому же так недалеко — и всё это время её мир оставался прежним, она смела жить и даже прекрасно себя чувствовать!.. Больше того, никто на Лестнице не знает об этом!

А может, знают, но молчат?… Эта мысль обдавала грозовым холодом, и Тааль поспешно отогнала её. Нет, Ведающий не стал бы лгать им.

— Но почему? Чем вы им помешали?

Взгляд Гаудрун стал жёстче, а черты заострились от гнева. С вновь накатившей робостью Тааль подумала, что не хотела бы столкнуться с ней в воздухе в качестве врага — наверное, ох как опасны могут быть эти безукоризненной формы когти…

— Они просто-напросто хотят согнать нас с нашей земли. Я только воин и мало знаю; они пытались договориться о чём-то с нашими старейшинами, и ничего не вышло… Старейшин после этого сменили дважды, но битвы не кончились, — она вздохнула. — Это всё те, на юге. Кентавры с ними в союзе — по крайней мере, та часть, что превратилась в жестоких зверей.

— Те? — тихо повторила Тааль. — О ком это ты?

— Не знаю, как называют их у вас… У нас зовут тэверли. Говорят, раньше они правили миром, — Гаудрун недобро усмехнулась. — Говорят, сейчас хотят вернуть упущенное. Понятия не имею и вникать не хочу. Знаю только, что их чары травят всё живое, а сами они — изнеженные подлые твари… А вы ещё живёте на их развалинах, — она с отвращением покосилась на плиты Лестницы.

— Тааль, дорогуша, ты волнуешь нашу гостью, — прокряхтела круглобокая старая Лорта, которая уже давно бродила поблизости и подозрительно вертела головой. — Ей нужен полный покой.

— А, не обращай внимания, — раздражённо прошептала Гаудрун, придвинувшись ближе. — Я не отвечаю на её ворчание — ей спокойно, только если я ем или сплю…

— А ты видела хоть кого-то из них? — выпалила Тааль, восстановив зашедшееся дыхание; из предыдущей фразы она не расслышала ни ноты.

— Из целителей? — удивилась Гаудрун.

— Да нет же! Из Неназ… Из тэверли.

— Смеёшься? Их вообще никто не видел. Говорю же, Пустыня отделяет их от нас. Ты вряд ли представляешь, как это далеко, — она помолчала. — Да и я не представляю, хотя много где бывала.

Тааль смятенно пыталась собраться с мыслями. Внутри неё сжался тугой

узел — так, будто с кем-нибудь из близких случилось что-то дурное. Она вдруг поняла, что ей просто необходимо лететь — именно сейчас и как можно выше, чтобы ветер свистел в лицо и сносил в сторону, чтобы Лес остался внизу плоской зелёной плитой, испещрённой прожилками речек и троп, чтобы холмы и долины тянулись до самого горизонта… Лететь, загоняя себя до усталости, и как можно меньше думать о том, что, возможно, ждёт их всех.

Небо над Лестницей сияло той же ровной синевой — облака, набежавшие было на рассвете, уже расплылись. Тепло грозило сорваться в жару, и неподалёку завела свою песню разморённая цикада.

— Расскажи мне о них, — попросила наконец Тааль. — Расскажи всё, что знаешь. Пожалуйста.

Гаудрун переступила с ноги на ногу, чуть исподлобья оглядываясь вокруг — всё-таки она явно не хотела, чтобы их слышали.

— Собственно, я и так сказала почти всё, что знаю… Наши старики говорят, что раньше, сотни, тысячи циклов назад, когда песня мира только начиналась, тэверли жили повсюду. Любимые дети Неведомых Создателей — так иногда их зовут… Они были совершенны — прекрасны, мудры и почти всемогущи. Ветра и море, леса и горы, духи всего живого… и наши предки были в их власти. Все создания, каких только можно вспомнить, — Гаудрун на мгновение умолкла, подбирая слова; Тааль показалось, что её, такую прямодушную, смущает обязанность говорить высокопарно. — Но потом они возгордились так сильно, что захотели владеть и другими мирами тоже. Где-то за гранями нашего — не спрашивай, я сама тут ничего не понимаю… И судьба, как водится, покарала их. Другие существа, слабые и недолговечные, зато многочисленные и поэтому живучие, постепенно вытеснили их и взяли господство себе. Это те бескрылые, что сейчас живут за морем на востоке…

— В той земле, что зовут Обетованной? — припомнились Тааль детские уроки. Ей это слово всегда казалось красивым, но бессмысленным. Гаудрун кивнула, решительно тряхнув блестящими кудрями.

— Точно. Вроде бы и зовут её так потому, что она была желанна для тэверли, они снова и снова пытались туда вернуться… Не знаю, что мешало им и что теперь мешает, — не верю, что они настолько слабы, раз сумели настроить против нас кентавров и издали отравить нашу землю… А если так, то всё это просто легенды. Но тогда здесь явно что-то не сходится: до Алмазных водопадов доходили вести с юга, и там майтэ страдают от чёрных вихрей, которые слепят и не дают летать, и от других напастей — таких мерзких, что их и не описать толком. Добрая воля не могла сотворить такое, и я не верю в большинство сказок о тэверли. Будь они хоть прекрасны, как звёзды, — их души захватило зло, — убеждённо, с торопливой горячностью проговорила Гаудрун.

Тааль не знала, что на это ответить. Она и сама слышала о былой власти Неназываемых — но не сомневалась, что они умерли, ушли навсегда, потому что смертным не может быть дано такое могущество. Думала, что их кости давно поросли травой, как стены их городов и храмов, а души улетели в вечность, к предкам. Менять мнение об этом было примерно как убеждать себя, что солнце завтра проснётся на западе, а радуга станет одноцветной.

— Но зачем тэверли ваши водопады? — выдавила она наконец. — И почему они сами не придут взять то, что им хочется, если владеют такими чарами?