Тени исчезают на рассвете
Шрифт:
— Извините, гражданин, вы будете Сергей Семенов?
— Я…
Мужчина назвал пароль. Сергей ответил. Он был искренне рад: не обманул все-таки блондинчик!
Он приютил мужчину, который назвал себя Глебом Борисовичем, на своей квартире. С трепетом ожидал, какая услуга от него потребуется. Сергей опасался, что придется убивать, резать, стрелять. Но потребовалось всего-навсего достать два чистых паспортных бланка. Правда, это тоже был не пустяк. Но у Сергея были кое-какие связи — он ведь недаром работал в продовольственном магазине.
— Вы слово сдержали, и мы тоже сдержим.
Он извлек откуда-то и положил перед Сергеем чековую книжку с надписями на английском языке.
— Вот. Триста фунтов… На пароход вас устроят через консульство, — сказал Глеб Борисович. — Только не советую торопиться.
— Почему же? — удивился Сергей.
— Ах, милый мой! — Глеб Борисович удобно улегся, положив ноги высоко на спинку кровати, и с сочувствием посмотрел на Сергея. — Милый мой, ну что такое в Англии триста фунтов? Вы их проедите раньше, чем поступите на работу. А потом? Прозябание в ночлежках, голод, холод…
— У меня есть еще немного золота.
— Допустим… Но ведь уйдет и оно. Англия любит деньги. Надо трезво смотреть на вещи. Почему, вы думаете, я околачиваюсь здесь, а не сижу в Лондоне, а?.. Деньги, деньги!
— Что же мне делать?
— Что делать? Что ему делать? Ха! Сидит на золотой жиле и спрашивает, что делать? Вот! — Он схватил чековую книжку, лежавшую на столе, и потряс ею над головой. — Трудно вам достались эти триста, а?
Глеб Борисович рывком сбросил ноги с постели и уселся на ней, привалившись спиной к стене.
— Разрабатывать жилу — вот что вам делать! До тех пор, пока на этой книжке будет не триста, а пятьдесят тысяч фунтов. Вот это сумма! С ней вы уже хозяин. Шеф! "Чиф" — по-английски. Ха-ха!
Всю ночь Сергей не спал — думал. А утром сказал Глебу Борисовичу:
— Вы правы. Я остаюсь еще здесь.
Глеб Борисович уехал, а Сергей с тех пор словно раздвоился. Он поселился сразу в двух местах — в Южносибирске и в Лондоне. Делал деньги здесь, а они откладывались там, на острове за Ламаншем. Сергей жил, словно в долгосрочной командировке. Мебель? Зачем? Лишние расходы. Ведь он скоро уедет. Жена? Зачем? Ведь все равно придется бросить ее здесь. Лучше жениться там. Он будет богат, подберет себе невесту по вкусу.
А командировка затянулась, ох, как затянулась! К Сергею приезжали какие-то люди, давали ему задания, получали от него сведения и уезжали. Уезжали и приезжали, уезжали и приезжали… И каждый из них сообщал Сергею новую цифру: 1200… 2500… 4390… 6600, а с процентами уже почти семь. Годы шли, уходила молодость. Но зато росли цифры: 10 000, 15 000…
До заветных пятидесяти тысяч было еще далеко, когда Сергей Павлович решил: хватит! Он не может больше жить в постоянном страхе, не может больше просыпаться по ночам, обливаясь холодным потом, вздрагивать от звука шагов под окном. Хватит!
Но началась война с фашистской
После демобилизации Сергей Павлович вернулся в Южносибирск. Хозяева снова дали о себе знать. Теперь они были еще более требовательными, но и Сергей Павлович не оставил мысль об Англии. Он настаивал на своем, упорно напоминал об этом очередному резиденту. И вот, наконец, осталось выполнить одно только задание…
Тридцать тысяч фунтов — цена жизни Сергея Павловича. Не продешевил ли он?..
Тяжело вздохнув, Сергей Павлович отошел от зеркала. Теперь уж ничего не поделаешь: сколько есть — столько есть. Главное — выполнить это последнее задание и выбраться отсюда с целой шкурой.
Дело подвигается как будто успешно. Теперь главное — это "Анна". Осталось подобраться к ней с помощью Мокшина.
Мокшин… Сергей Павлович усмехнулся. Спит, наверное, с раскрытым ртом, рядом со своей тощей, как палка, женой, сопит, причмокивает во сне и ничегошеньки не подозревает, что ему, бедолаге, придется пережить завтра днем.
Завтра? Нет, уже сегодня. На улице светает. Сейчас, вероятно, часа четыре, не меньше…
До самого утра в комнате Сергея Павловича скрипели половицы.
ОШИБКА!
Иван Васильевич Мокшин приходил на работу ровно в четверть десятого. Этим он, с одной стороны, как бы подчеркивал свое положение начальника, которому дозволено больше, чем рядовым служащим — для них работа в тресте столовых и ресторанов, как и во всех учреждениях Южносибирска, начиналась в девять часов. С другой стороны, никто не мог упрекнуть Ивана Васильевича в неаккуратности: в четверть десятого, ни минутой раньше или позже, он уже сидел в своем кабинете.
И в это утро Иван Васильевич не изменил своему обыкновению. Выйдя из машины, он медленно поднялся по ступенькам, прошел мимо швейцара, ответив легким кивком головы на его низкий поклон. В секретариате кинул на ходу: "Почту!" — и прошел в свой кабинет.
Тотчас же вслед за ним в кабинет явился Сергей Павлович с папкой "Для доклада" в руке. Положив папку на стол директора, он отошел на два шага и остался стоять в почтительной позе.
Иван Васильевич открыл папку. В ней лежали три газеты и журнал.
— Писем сегодня нет?
— Нету, — виноватым тоном сказал Сергей Павлович.
— Газеты можешь забрать. А "Огонек" я посмотрю.
Но Сергей Павлович не уходил.
— Что еще тебе, Семенов? — спросил Иван Васильевич, открывая первую страницу журнала.
— Вы меня извините за беспокойство, Иван Васильевич, но я хотел вам вопросик один задать. — Сергей Павлович сцепил пальцы и преданно посмотрел на директора. — Касательно прошлого Подгорска. Вы ведь тамошний уроженец, если я не ошибаюсь.