Тени исчезают на рассвете
Шрифт:
— Итак, вернемся к моему предложению. Вы получите возможность одним ударом сделать себе состояние… Но должен вас сразу предупредить: как только услышите, о чем речь, мосты сожжены. Идет?
Его слова звучали одновременно как угроза и как предупреждение. Но Алстер немало наслушался на своем веку и того и другого.
— Говорите.
— Есть еще, значит, порох в пороховнице, — хохотнул Шниттке. — Хорошо… Промышленный объект в Советском Союзе.
— Атом?
Шниттке отрицательно покачал головой.
— Нет. Вы слышали что-нибудь о солнечной энергии?
— Так… В общих чертах.
— Русские успешно решают вопрос о ее применении в промышленности, в частности, в текстильной.
Алстер кивнул. Что ж, задание вполне ему по силам. Непонятно только, почему Шниттке обставляет все такой таинственностью.
— Но тут есть одна деталь, — продолжал Шниттке, искоса поглядывая на Алстера. — Возможно, этим объектом интересуются еще и другие. К примеру, "Интеллидженс сервис"… Они не должны ничего получить.
Алстер насторожился.
— Англичане? Тоже гонятся за этим солнечным текстилем?
— При чем тут текстиль! — в голосе Шниттке зазвучали раздраженные нотки. — Пусть им занимаются русские! Нас интересует военная сторона дела. Солнце дает колоссальные возможности. Вот, скажем, баллистические ракеты дальнего действия. Мы сейчас зашли с ними в тупик. Они стоят нам страшно дорого, а эффект незначительный. На ракетах миллион всяких приборов, потребляющих электричество. А где взять питание? Источников энергии на самой ракете хватает очень ненадолго. Она идет не так далеко, как бы нам хотелось, и притом вслепую. А если использовать солнце, то практически становится неограниченным вес ракеты, дальность действия, точность прицела. Она будет самоуправляемой на протяжении всего полета, сможет с помощью локаторов самостоятельно уходить от противника и вновь возвращаться на курс… Да разве только это! Если мы овладеем солнечной энергией, то приблизимся к решению военных задач космического масштаба. Космического масштаба — вы понимаете, что это значит, Алстер?! Можно будет изменять климатические условия на огромных пространствах земли. Мы сможем превращать любые территории в ледяную пустыню или сжигать на них все живое… Вот тогда мы стукнем кулаком по столу!
Алстер впервые видел Шниттке в таком возбуждении. Глаза устремлены в одну точку, руки, лежащие на руле, дрожат. Рот сжат так, что даже губ не видно.
— Значит, снова в бой — если я вас правильно понял?
— Что значит "снова", Алстер? А когда мы его прекращали? Было лишь проигранное сражение, затем перегруппировка сил… Что делает сильный человек, если спотыкнется по дороге к цели? Он поднимется, отряхнется и снова идет вперед. Так поступаем и мы. Две попытки были неудачными. Значит, третья будет удачной. Германия должна владеть миром. Должна! И мы, солдаты, помогаем ей в этом. Такова наша великая миссия… Ну как, подходит вам мое предложение? — неожиданно вернулся Шниттке к прежнему суховато-официальному тону.
Алстер медлил с ответом. Дело, казавшееся вначале сравнительно несложным, теперь представлялось совсем в другом свете. Главное, что кроме советской контрразведки у него будет еще один враг, безжалостный, коварный!
— Вознаграждение? — коротко спросил он, чтобы сбить неприятный осадок.
И тут Шниттке назвал сумму, от которой у Алстера захватило
Он не стал размышлять дальше и твердо сказал:
— Берусь!
Шниттке остановил машину.
— Вашу руку, любезный Алстер! От моего воспитанника я не ожидал другого ответа. А теперь поднимитесь с сиденья. Смотрите!
Он нажал невидимую кнопку, скрытую возле ветрового стекла, и Алстер увидел тонкую, как жало, иглу, выскочившую на мгновение из кожаной обивки сиденья. У него мороз прошел по коже.
— Сильнейший концентрат. Разрыв сердца — и никаких следов, — пояснил Шниттке. — Вы бы почувствовали лишь легкий укол. Но хвала Всевышнему! Вы — настоящий немец… Не обижайтесь, эту тайну нельзя было оставлять в чужих руках. Разрешите!
Он приподнял сиденье, извлек оттуда крошечную коробочку и спрятал в карман.
— Все! Можете усаживаться.
Алстер, внешне спокойный, поблагодарил и сел. Он отлично понял весь подтекст разговора. Шниттке предупреждал его: назад пути нет.
Шниттке вновь повел машину по шоссе.
— Операция в основном разработана. На вашу личную подготовку уйдет месяц, самое большее — полтора. Готовиться будете в глубочайшей тайне. Мы привлечем к этому делу лишь двух-трех самых верных людей, и то после разговора с ними вот здесь, — Шниттке показал головой на сиденье. — Ничего не поделаешь, на сей раз дело идет о слишком большом. Нельзя ни в коем случае допустить, чтобы об этом пронюхали наши коллеги по НАТО. Мы поговорим с ними тогда, когда все уже будет в наших руках, — и на другом языке. Словом, вы же умный человек, понимаете сами… И если с вами — упаси бог! — случится несчастье — мы на войне, надо считаться и с такой возможностью, — так вот, если попадетесь, придется умереть под чужой фамилией.
У Алстера едва заметно дрогнули губы. Он не любил упоминаний о смерти.
— А что за фамилия?
— Захаров, Ефим Сидорович Захаров. Документы настоящие — можете быть совершенно спокойны. Родом вы будете из милой вашему сердцу Латвии.
Это показалось Алстеру хорошим предзнаменованием.
— Латвийские горы, латвийские долы… В груди оживает свободы дух, — иронически посмеиваясь, процитировал он по-латышски. — В общем, неплохо. Латвию я знаю как свои пять пальцев.
— Но действовать придется в другом месте. Южносибирск — знаете?..
Так Адольф Алстер снова оказался на советской земле.
Сойдя с поезда в Южносибирске, Ефим Сидорович Захаров в нерешительности остановился на перроне.
— Есть тут… эта самая… камера хранения? — схватил он за рукав проходившего мимо железнодорожника.
— А как же… Вон, видите — хвост.
Захаров, бормоча про себя ругательства, поднял старый вместительный чемодан и встал в очередь. Ждать пришлось недолго. Приемщица — веселая девушка с простым русским лицом — работала быстро. В камере хранения было душно. Волосы девушки растрепались, на переносице выступили светлые капельки пота, но она все принимала и принимала узлы, чемоданы, корзинки, нисколько не теряя жизнерадостности.
Подошла очередь Захарова.
— Ого, тяжелый! — покачала головой приемщица, принимая его чемодан. — Уж не золото ли? — пошутила она.
— Может, и золото. Ставь себе на место. Люди стоят, ждут, а ей все смешки.
Лицо девушки сразу потускнело.
— На чью фамилию выписывать?
— Пиши: Захаров…
Захаров взял квитанцию, шевеля губами, дважды прочитал написанное и аккуратно положил ее в бумажник. Потом сунул бумажник обратно в карман пиджака, застегнул двумя английскими булавками и, мерно размахивая руками, зашагал в сторону трамвайной остановки.