Тени исчезают на рассвете
Шрифт:
Осенью 1939 года Гитлер призвал всех немцев, проживавших в Прибалтике, вернуться в "фатерланд" — в Германию. Немцы поехали — кто с радостью, кто с сомнением, а кто просто потому, что уезжали соседи. Переселенцев поместили в специальные лагеря и долго после этого латвийские знакомые уехавших получали письма с прозрачными намеками: "Передайте, пожалуйста, наш привет госпоже Масловой и господину Мясову. Очень мы по ним соскучились. Зато нас часто навещает семья Картофелевых".
Алстеры покидали Латвию с восторгом. В лагере для переселенцев эти восторги несколько поубавились. Старый
— Я терпеть не могу нытиков, отец! И фюрер тоже. И гестапо тоже. Советую об этом не забывать!
Старый Алстер мог радоваться: воспитание, которое он дал сыну, принесло свои плоды. Но почему-то эта мысль не приводила его в восторг. Он стал побаиваться сына и заискивать перед ним. И обрадовался, когда Адольф, месяца два после приезда из Латвии, заявил:
— Завтра я уезжаю в школу, отец. Школа… м-м… кролиководства.
В этой школе курсантов обучали обращению с легким стрелковым оружием вплоть до пулемета, прыжкам с парашютом, радиоделу, тайнописи, умению ориентироваться на незнакомой местности без карт и многим другим вещам, столь необходимым в кролиководстве.
Адольф делал большие успехи. На него обратил внимание сам начальник школы, некий Генрих Шниттке, дипломированный кроликовод с отличной военной выправкой, на котором штатский костюм сидел, как на манекене.
— Этот малый мне нравится, — сказал он как-то своему заместителю, наблюдая на аэродроме в бинокль за приземлением курсанта Адольфа Алстера. — Узнаю в нем свою молодость. Принесите-ка мне после обеда его данные.
— Слушаюсь, господин штурмбаннфюрер, — щелкнул каблуками заместитель и тут же поправился, заметив недовольный взгляд начальника: — Простите! Господин Шниттке.
Данные Адольфа Алстера были безукоризненными. Шниттке вызвал его к себе на беседу.
— Интересы Германии требуют направить вас на один из ответственных участков еще до окончания нашей школы. Готовы ли вы? — спросил он, чуть подавшись вперед и сузив глаза, словно вонзая свой острый взгляд в мысли стоявшего перед ним навытяжку курсанта.
Алстер не отвел глаза. Он уже знал привычку начальства "щупать мысли" и успешно применял изобретенный им контрприем: смотреть не в глаза, а чуть выше. Это избавляло его от неприятных ощущений и одновременно оставляло у начальства впечатление искренности и прямоты, так как казалось, что он смотрит прямо в глаза.
— Хоть сию минуту, господин Шниттке!
— Вернетесь к себе на родину, в Латвию. С русским языком у вас как будто все благополучно?
— Говорю без акцента. Свое детство я провел среди русских староверов, — пояснил Алстер.
— Отлично, — довольно произнес Шниттке.
Задание было нелегким. Требовалось подготовить место для высадки парашютного десанта вблизи важного железнодорожного узла.
Алстер выполнил задание с блеском. Это окончательно решило вопрос о его месте в развязанной фашистами войне: он стал профессиональным разведчиком.
Конец гитлеровского рейха застал Алстера в Берлине. Опасаясь возмездия за черные
Лишь несколько лет спустя Адольф Алстер вновь появился в Берлине, одичавший, заросший, обгоревший на жарком солнце Вьетнама, как головешка. В кармане позвякивали деньги. Их, правда, нужно было растянуть так, чтобы хватило надолго. Следовало хорошенько осмотреться, определить неторопливо, без всякой спешки, к какому берегу пристать. К американскому? Английскому? Или французскому? Ну нет, французов с него достаточно. А может быть, к немецкому? В боннских газетах то и дело мелькают знакомые фамилии. Что ж, можно и к немецкому берегу. Только как бы там ни было, он не должен на сей раз продешевить!
Адольфу Алстеру повезло — не его ли в прошлом коллеги называли баловнем судьбы! Просматривая западногерманский журнал, он случайно набрел на фотографию с совещания промышленников. Одно лицо показалось ему знакомым. Неужели… Ну, конечно же! Это старый кроликовод Шниттке!
Алстер тотчас же отправился в Бонн и разыскал экономическую организацию с замысловатым названием, в которой Шниттке состоял заместителем директора.
Шниттке, несколько постаревший за эти годы, но не потерявший еще своей выправки, крепко пожал руку бывшему ученику:
— О-ла-ла, Алстер! Где пропадали так долго? Вы не представляете себе, как вы нам нужны.
— Но ведь я ничего не смыслю в экономике, — с уверенной улыбкой пошутил Алстер.
Как и в старые добрые времена, Шниттке оглушительно захохотал, и у Алстера возникло неприятное ощущение, будто вблизи, как при налете вьетнамских патриотов на французский пост, заколотили в жестяный лист.
Шниттке подробно расспросил Алстера о его жизни, затем деликатно осведомился, не нуждается ли он в деньгах.
— Судите сами, — Алстер бросил выразительный взгляд на свой купленный по дешевке костюм.
Не говоря ни слова, Шниттке открыл сейф и положил перед Алстером упругую пачку, перехваченную широким бумажным поясом.
— Не знаю, как и благодарить… — начал Алстер, быстро придвигая к себе деньги.
— Что вы, что вы! — Шниттке потер свои жилистые руки. — Рассматривайте это как маленький аванс.
— Значит, вы сможете устроить меня?
— Для вас, Алстер, всегда найдется подходящее дело… Оставьте у секретаря свой адрес. Я дам знать.
Через несколько дней они встретились снова. На этот раз Шниттке был подчеркнуто официален.
— У меня есть предложение.
Алстер навострил уши. Что подобрал для него прежний шеф? В том, что поработать придется по старой "специальности", Алстер не сомневался.
— Может быть, мы совершим небольшую прогулку на автомашине? — неожиданно предложил Шниттке.
Алстер понял: разговор произойдет в машине. Видимо, старый разведчик не доверял стенам собственного кабинета.
Уселись в двухместный "студебекер". Шниттке сам взялся за руль. Он долго молчал. Молчал и Алстер. Лишь когда машина выехала за город, Шниттке заговорил: