Тени исчезают в прошлом
Шрифт:
— И что дальше?
— А ничего. Взял товар и смылся. А мне что, больше всех надо, что ли? Главное бабки он отдал честно, без фуфла.
— Ну и где живет этот Сысоев?
Петюня снова скосил глаза и пожал плечами.
— Ладно, вижу, разговора у нас с тобой не получается. Что ж, будем беседовать в другом месте, — и Ромка вытащил телефон.
— Да за что?!
— Ты же знаешь, Королев найдет за что. У него на тебя уже столько всего, что ни один адвокат тебе не поможет! Гнить тебе, Петя, на зоне. Ну а там, если узнают, что ты стучал, как дятел, тебе долго не протянуть, тебя свои же на куски порвут, — миролюбиво пропел Егоров и с удовлетворением заметил,
— Че ты так сразу-то, начальник! Я знаю только один адрес, где он бывает. Там его баба живет.
— Что за баба?
— Зовут Тонька. Тоже торчит.
— Говори!
…И вот уже который час Егоров наблюдал на нужным ему подъездом, который так хорошо просматривался из окон кафе. В квартире ему никто не открыл, но соседка сообщила, что Тонька, шалава беспутная, еще утром куда-то смоталась. Опознала она также и Сысоева, сказала, что тот часто приходит к Тоньке, чаще один, а иногда и с дружками.
Егоров выбросил пустой стаканчик в пузатый бак для отходов и вышел на улицу. Стоя под хлипким козырьком и прячась от ветра, он с трудом прикурил и набрал нужный номер.
— Емельяненко.
— Привет. Это я. Жду клиента.
— Ясно. Ты, Рома, только не геройствуй. Как только появится, вызывай группу. Это тебе не в казаки-разбойники играть. Дело серьезное.
— Понял. Отбой.
Ромка аккуратно затушил бычок о край урны и вошел внутрь. Взяв седьмой по счету чай, он снова пристроился за столиком. Может показаться, что он тяготился ожиданием, но это не так.
Сколько Егоров себя помнил, он всегда хотел стать настоящим сыщиком. В детстве он до дыр зачитал все имеющиеся в доме детективы. Сразу после школы поступил в школу милиции, а по окончании пахал «на земле». По счастливой случайности, несколько лет назад он работал по делу с Королевым и Березиным, которые и перетащили его к себе в отдел. Егоров боготворил своих непосредственных начальников и даже старался копировать их манеры. Больше всего на свете он хотел стать настоящим профессионалом. Для этого он готов был гореть на работе сутками. Тем более, что личной жизни у него пока не было. Не то, чтобы он был равнодушен к девушкам. Вовсе нет. Напротив, они нравились ему все, ну или почти все. И как тут выбрать одну? Мама только посмеивалась над ним:
— Вот останешься бобылем. Будем с тобой вдвоем век коротать.
— А чем плохо-то, мамуль? Меня лично все устроит! — отшучивался Ромка.
Егоров потер слезящиеся от напряжения глаза, отхлебнул чай, отдающий пропаренным веником, и опять стал следить за подъездом.
За окнами сгущались последние торопливые мартовские сумерки. Завтра уже апрель. Небо с каждой минутой теряло краски, блекло и из бледно-розового превращалось в грязно-серое. Под вечер стало значительно прохладнее, а ветер тащил на себе из-за горизонта тяжелую, толстую, как бегемот, низкую тучу. Будет дождь, а может, и снег. Вовка вытащил из кармана телефон и с тоской посмотрел на экран. Катька уже пару раз звонила, просила приехать пораньше. Сегодня пятница; к ужину обещались теща с тестем. Наверняка, будут Вовкины любимые домашние пельмени со сметаной — Катька уже утром замесила тесто и приготовила фарш, хрустящие маринованные огурчики из трехлитровой банки — тещино произведение, а тесть непременно сунет в морозилку бутылочку водочки, чтобы перед ужином — по рюмочке, «для аппетиту»! Больше всего на свете Вовка Емельяненко любил такие ленивые семейные посиделки, когда
Но час назад позвонил Королев и приказал дождаться его в любом случае. От обиды и несправедливости, Вовка горестно вздохнул.
В этот момент дверь хлопнула, вошел Королев и, не раздеваясь, плюхнулся на стул возле стены, вытянув ноги в заляпанных грязью ботинках — не иначе, как за городом был, проявил дедукцию Вовка. Макс откинул голову и закрыл глаза, под которыми резкими тенями обозначились синяки, по цвету напоминающие давешнее небо. Емельяненко нехотя встал и щелкнул выключателем. Мутный электрический свет сделал картину мира, открывающуюся из окон, еще более неприветливой. Вот она, серая проза жизни! Вместо спокойного уютного ужина — пустой чай из щербатой кружки и злой уставший начальник. Он торопливо завернул пыльные жалюзи и уселся обратно на свое излюбленное место — на подоконник.
— Ну, давай, майор, бомби, — обреченно сказал он.
Королев с силой потер лоб ладонью, отчего на нем мгновенно появились серые разводы:
— Знаешь, Вовка, я никогда еще не чувствовал себя настолько тупым! Куда ни ткнусь — везде пусто-пусто.
— Макс, я тебя не понимаю, — покачал головой Емельяненко, — Что ты так с ума-то сходишь? Из-за Палыча, что ли? Так мы ему доложились, он ведь не дурак, понимает, поди, что выше головы не прыгнешь. Мы и так сделали все, что от нас зависело. Машков тоже, вроде, не зверствует. Этому крючкотвору главное, чтобы бумажки были в порядке, а с этим у нас полный ажур — Ромка постарался.
— При чем тут это-то! — с досадой проговорил Королев. — Просто я чувствую, что дело это очень непростое, и помяни мое слово, будет продолжение.
— В смысле? Ты о чем? Ромка землю носом роет. Он недавно отзвонился. Найдет нашего стрелка, поверь мне. Можно сказать, уже почти нашел. Этот Сысоев ведь обычный наркоша, а не Джеймс Бонд. Такие, как он, не могут надолго исчезнуть, им рано или поздно снова доза потребуется.
Королев побарабанил пальцами по джинсовой коленке.
— Неспокойно мне как-то. Не связываются у меня эти три человека, хоть ты тресни! Молодая красотка, которую никто не ищет, наркоман со стажем и Колобова. Бред какой-то!
— У тебя паранойя.
— Возможно. Но, знаешь, как говорят — если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят!
— Слушай, но ты же не можешь, в самом деле, постоянно быть рядом с этой Колобовой! Ну, это, конечно, в том случае, если дело в ней, а не в ее рыжей подруге. Тем более что эта Куприянова опознала Сысоева. Может дело все-таки в ней?
— Ты вчера в клинике был? — не обращая на ремарку Емельяненко, задал вопрос Максим.
Он стянул куртку, повесил в шкаф и пересел к столу.
— Был, конечно. Но к тому, что уже узнал наш с тобой друг Егоров, ничего нового добавить я не могу. Там все чисто. Работают себе люди, как везде. Конечно, как у всякой уважающей себя клиники у «Медикам» есть конкуренты, но устранение директрисы, или кто она там, ситуацию сильно не изменит. Это как из пушки по воробьям. И уж тем более, это никак не объясняет звонков и писем, которые получала Колобова. Кстати, никто из сотрудников не смог опознать ни Сысоева, ни убитую.
— А что по самой Елене?