Тени утренней росы

Воронцова Татьяна

Через пять минут подъехал Нейл. Заглянул в салон, оценил ситуацию и полез в карман за сигаретами.

Я опустила стекло.

Хуже всего во мне то, что в стрессовых ситуациях я не поддаюсь ни на уговоры, ни на угрозы. Вообще ни на что. Всякая умственная деятельность прекращается, и я впадаю в ступор в ожидании момента, когда все неприятности останутся позади. Усилиями других людей или по прошествии времени — как получится. Так что я отлично знала — у этого парня нет шансов.

— До Като-Родакино три километра, — заговорил Нейл, глядя не на меня, а на дорогу, сосредоточенно дымя сигаретой.

Я всхлипнула,

прижимая к глазам носовой платок.

— Это достаточно ровный участок пути, всего один крутой поворот.

Бесполезно уговаривать меня сдвинуться с места. Нужен вертолет, чтобы я опять оказалась в Рефимно или Аделиано-Кампо.

— От Като-Родакино до Ано-Родакино еще два километра. Подожди, не перебивай. Развернуться здесь все равно нельзя, сама видишь. Доедем до Ано-Родакино, там у меня есть приятель, я оставлю у него «Ямаху»…

— Ну и что? Зачем? Истерика уже набирала обороты.

— …сам сяду за руль, — он указал на водительское сиденье моей машины, — и мы поедем дальше.

— Да? А обратно как? Обратно же все равно придется…

— Спокойно. — Он улыбнулся, не выдавая раздражения. — Обратно точно так же. В Ано-Родакино к нам присоединится Деметриос на «Ямахе», проводит нас до Селии, а там уж, извини, мы с тобой распрощаемся и двинем в обратную сторону. От Селии ты ведь сможешь самостоятельно добраться до Адели?

— От Селии смогу.

— Вот и хорошо. А теперь поехали. Три километра, потом еще два. Всего пять.

Забегая вперед, скажу: все так и вышло. Отзывчивый Деметриос, смуглый курчавый парень лет двадцати, с энтузиазмом вызвался проводить нас до ущелья Коцифи, что значительно дальше Селии. Устраиваясь за рулем «Ямахи», он беспрестанно цокал языком, издавал восторженные восклицания, перемигивался с Нейлом и улыбался до ушей. Когда же мы прощались, долго и пылко говорил мне что-то по-гречески — Нейл наотрез отказался переводить, — демонстративно прижимал руку к сердцу, порывался поцеловать мою руку и, пока я садилась в машину, кричал без умолку: «Андио, Елена! Исэ поли оморфи! Андио!» Дома я спросила Уранию, что это значит, и та, улыбнувшись, ответила: «Он сказал вам, мадам, что вы очень красивая».— «Так вот почему Нейл отказался переводить!» — «Нейл? Ваш приятель, который приходит сюда?» Я повернулась и встретила ее бесхитростный взгляд. «Мне нравится этот мужчина, мадам, — сказала Урания просто. — Он вам подходит».

Нейл вел машину очень аккуратно и все время разговаривал со мной. Но не как с маленьким ребенком, который боится идти к врачу, а самым обычным тоном. Ни словом, ни взглядом не упрекнул за мое недостойное поведение. А когда на обратном пути я принялась извиняться, только пожал плечами: «Мы не одни на этой дороге, так ведь? Во всех селениях, через которые мы проезжали, живут люди. Живут не один десяток лет. Ежедневно они пользуются этой дорогой и не видят в ней ничего ужасного. Но если любого из них взять и перенести на оживленный проспект в центре Москвы, думаю, ему будет еще страшнее, чем тебе сейчас. Это дело привычки, Элена. Вспомни, дорога на Превели тоже поначалу казалась тебе не самой лучшей».

Маленькая машинка то выписывала кренделя, имея справа отвесный склон, а слева крутой обрыв, то ныряла с горки вниз, то снова лезла вверх. От резких перепадов высоты закладывало уши. И хотя Нейл самоотверженно взял на себя все хлопоты, связанные с обеспечением

моей и своей безопасности, до самого Скалоти я дрожала мелкой дрожью и поминутно закрывала глаза.

В какой-то момент в душу мне закрались подозрения.

— У тебя есть водительское удостоверение? Я имею в виду, право на управление автомобилем?

— Есть, есть, моя дорогая, — засмеялся он, прикусывая зубами сигарету. — И водительское удостоверение, и медицинская страховка, и даже место на кладбище неподалеку от моего дома в Хора-Сфакион. Вот за что я люблю автомобили — можно курить за рулем!

Ну и шуточки, помилуй боже!

Сразу после Скалоти начался плавный спуск в прибрежную долину, где я, наконец, получила возможность отдышаться и обратить внимание на пейзаж.

Дикая красота здешних мест поражает воображение. Кобальтовое небо с ватными клочьями облаков; асфальтово-серые, практически лишенные растительности скалистые склоны гор; обилие зелени на узкой полосе земли, отделяющей горный хребет от глубоких, тихих вод Ливийского моря; морское побережье с большими и малыми песчаными бухтами, дикими пляжами и изредка встречающимися признаками человеческого присутствия. Маленький белый домик среди олив — это если не церквушка, то таверна. Но чаще церквушка. Греки чрезвычайно религиозны. Две крошечные часовни возникли даже в ущелье Курталио-тико, каким-то немыслимым образом проклюнувшись прямо из тела горы.

— Мы подъезжаем к границе области Сфакья, — негромко проговорил Нейл, прервав мои размышления. — Она славится тем, что никогда не подчинялась иноземному правлению, а ее жители, в прошлом частенько промышлявшие контрабандой, считаются истинными критянами, потомками Зевса, кровь которых никогда не смешивалась с кровью чужеземцев.

— Вот почему ты живешь здесь.

— Да. — Он улыбнулся уголками губ. — Потому я и живу здесь.

Nowhere on the Earth there is a better place for living.

Собственно говоря, Хора-Сфакион — это даже не город. Так, небольшое поселение на южном побережье Крита, надежно защищенное кручами Белых гор. Однако оно является центром области Сфакья, а также бывшей цитаделью сфакиотов, самых непримиримых борцов с турецкими завоевателями.

В целом все, как обычно: беленые каменные стены, черепичная кровля, выкрашенные синей или коричневой краской деревянные двери и оконные рамы, тощие ушастые кошки, кривые узкие улочки, чистый воздух, смуглые черноволосые люди в простой одежде, с ясными внимательными глазами. Но, глядя на Нейла, можно было сразу понять, что он приехал домой. Он опустил стекло со своей стороны и прямо на ходу приветствовал практически каждого встречного. Кому-то просто кивал, с кем-то успевал перекинуться парой слов. Кажется, его знали все, от мала до велика.

— Это мой дом, — говорит Нейл, сворачивая в переулок, а оттуда во двор. — Хозяйку зовут Ифигения, хозяина — Костас. Тут же, с ними, живет их младший сын, Йоргас. У старшего, Яни, уже своя семья, жена и двое детей.

И точно, это его дом. Странно, но трогательно. Можно даже позавидовать. Ифигения, царственного вида гречанка зрелых лет, с высоко подобранными черными с сединой волосами, привычно целует его, словно собственного сына, задает пару вопросов, после чего поворачивается ко мне, целую минуту изучающе смотрит в лицо (ну чем тебе не свекровь?) и наконец произносит церемонно: