Тени забытой шестой

Дорогожицкая Маргарита Сергеевна

Она на мгновение умолкла, как будто вспоминая, что еще мне предъявить, а потом ее грубое, словно высеченное из глыбы льда лицо просияло:

— Подстилка церковная!..

Это стало последней каплей. Я собрала последние силы и, цепляясь за перила, встала на ноги.

— Зато я жива!.. — прошипела я. — А что осталось от тебя? Ни-че-го! Даже могилы нет! Сгину я — исчезнешь и ты!

Она улыбнулась и покачала головой. Ее коротко остриженные ярко-рыжие волосы качнулись и вспыхнули на солнце.

— Ты уже мертва. Тебя нет.

Три дня назад это казалось мне хорошей идеей. Мара моей безумной прапрабабки. Кто, как не она, может знать, где Источник, кто такой Неприкаянный, когда наступит конец света,

и куда деваются мои воспоминания… Лежа на койке под шум волн, я вспоминала все, что знала о Хризолит Проклятой из семейных летописей, легенд и рассказов Искры, а потом закрыла глаза и разбила свое сознание на мириады осколков, собирая и протягивая сквозь них паутину из мертвого прошлого в подгнившее будущее. И ничего. Ничего не произошло. Мара не появилась. Зато вечером на корабле случился переполох. Огромный светящийся знак священной бесконечности возник на парусах. Тяжело сглотнув слюну, я объявила (все еще пребывая в образе охотника Ягодки Хаврона), что это знак свыше, особая милость Единого, его благословение нам в пути. Большинство поверили и еще больше воодушевились, но капитана было не обмануть.

— Как ты это устроила? Опять фосфор? — накинулся на меня Кинтаро, когда мы остались вдвоем в моей каюте. — Ты хоть понимаешь, что если повредишь этим паруса!..

— Это не я, — устало ответила я и вытянулась на койке, закрывая глаза. — Не я…

— Еще скажи, что это чудо!..

— Может быть… Скажи, а ты веришь в Единого?

— Что?

— Веришь или нет?

— Верю, конечно!

— Это хорошо… — измученно пробормотала я. — Помолись ему, а?

— О чем?

— Пусть прекратит раскачивать море… По-моему, это легче, чем символ сотворить…

Святая бесконечность появлялась с завидной регулярностью, утром и вечером. Дурной пример оказался заразительным. Один особо набожный идиот из матросов бухнулся на колени и стал молиться, а затем его примеру последовали и остальные. В результате два часа корабль оставался без матросов и делался игрушкой ветра, который бросал его по волнам. Капитан ругался и злился, но сделать ничего не мог. После таких вот святых явлений ему и навигатору приходилось заново определять местоположение и корректировать курс, что в сухом остатке полностью свело на нет наш выигрыш во времени из-за раннего отплытия. Мы продвигались к цели со скоростью беременной черепахи, которая два раза в сутки застывала и гудела многоголосой молитвой, пока ее швыряла стихия. Я злилась и бесилась, а потом случилась гроза.

Приступа не было. Был кошмар наяву. Ко мне тянулись руки мертвецов. Некоторых я помнила хорошо, про других давно успела позабыть. Некоторые были моими, я убивала в своей жизни так много, что все они обступили меня, толпясь и толкаясь, норовя дотронуться. Разорванная в клочья мачеха, убитые родственнички, сожженые заживо святоши, капитан витальеров без кожи, отравленный хан, любитель роз с выпущенными кишками… и многие другие… Но были и такие, кто пал не от моей руки. Этими другими были жертвы убитых мною колдунов, как будто оставленные в наследство. Хоть их и было гораздо больше, но вели они себя скромнее, окружая меня внешним кольцом почетного караула. Я задыхалась от их вони: полуразложившиеся трупы, обглоданные скелеты, обгоревшие куски мяса. Они шептались и надвигались на меня, и этот гул голосов сливался в один сплошной шум моря, рассекаемый редкими громовыми раскатами. Призраки прошлого и тени будущего, они набились в тесную каюту, словно сельди в бочку, перетекая контурами друг в друга и образовывая чудовищное многочленное создание из боли. И вдруг весь этот призрачный колыхающийся кисель застыл и расступился. Ко мне шла она… Я сразу ее узнала, хотя на фамильных портретах ей сильно польстили. Хризолит Проклятая. Высокая, словно шкаф, и такая же массивная, рыжая шапка волос, ледяные глаза, устрашающе громадный бюст и сильные руки… И все бы ничего, вот только собственную голову безумная воягиня несла у себя под мышкой.

—

Пусть боль очистит тебя… — провозгласила Хризолит Проклятая, но потом осеклась и нахмурилась, разглядывая меня. — А ты кто вообще такая?

И сейчас, глядя на нее при свете дня, я вдруг поняла, что она права. Меня нет. Я составлена из мертвецов, своих и чужих, просто раньше этого не понимала, потому что в каждый момент времени принимала один образ, иногда во мне накладывалось сразу два, и тогда разум не выдерживал натиска мар и разбивался приступом… А сейчас… Я заглянула в себя слишком глубоко, чтобы вызвать умершую прапрабабку, как будто попыталась поднять из морских глубин давно затопленный корабль, но вместо этого обнаружила пустоту. Всепожирающая бездна чужих душ уже не затягивала меня, нет… Теперь она рвалась наружу, и мой разум превращался в бесформенный кисель, расплывающийся на жаре безобразной пленкой… Когда-то я думала, что вернусь в бездну к демонам, ждущим меня, но сейчас ясно понимала. Бездна устала ждать и сама пришла ко мне.

— Ты права, — кивнула я. — Меня нет. Я — бесконечное отражение мертвых душ. А ты… всего лишь одна из них.

Я шагнула сквозь нее, ожидая почувствовать мертвенных холод, но не ощутила ровным счетом ничего. Вслед мне полетел тихий смешок:

— А ты начинаешь мне нравиться.

Но я уже не слушала ее. Мой путь лежал в недра корабля, где лежал дневник с записями и текстом песни. Какой? Я не помнила, какой, но помнила, что ее очень важно спеть, когда мы сойдем на остров.

Я велела Кинтаро плыть к острову, а потом сняла пиратскую треуголку, распустила волосы, скинула плащ и затянула песню на родном языке. Хризолит Проклятая одобрительно улыбалась и отбивала такт костяшками пальцев, а потом и сама начала подпевать. Вместе с ней завыли неприкаянные души, застучали костями, заскрежетали зубами, заплакали морскими брызгами. Я же сосредоточилась на том, чтобы не забыть слова припева, повторяемые раз за разом… Листок с текстом был у меня перед глазами, но стоило отвести от него взгляд, как слова улетучивались из памяти, как будто им было тесно в моей голове.

Корабль на всех парах летел к острову и через несколько минут причалил к прогнившей пристани. Дело пошло веселей. Я все пела и пела, чувствуя, как ускоряется время вокруг меня, а пространство стягивается в тугую воронку, лишь бы удержать в памяти то, что важно. Застывший в черной лаве корабль моей прапрабабки был хорошо виден, а редкие золотые всполохи завораживали и обещали несметные сокровища. Команда на берегу споро разворачивала сложную систему тросов, лебедок и опор, чтобы вырвать «Горбуна» из многовекового плена.

— Его там нет… — пропела мне Хризолит Проклятая.

Ее голос был необычайно глубоким и сильным, как и она сама. Я мотнула головой, отгоняя лживую мару.

— Источника там нет… — настойчиво напевала северная воягиня. — Нет… Воды нет… Льда нет… Соли нет…

Я запнулась на полуслове, и песнь оборвалась. Горло раскалилось, как будто в глотку мне засыпали пуд соли. Соль…

— Почему соль? — вырвалось у меня. — Зачем она?

Хризолит Проклятая тоже прекратила напевать, и в бухте воцарилась страшная гнетущая тишина. Время застыло, а вот пространство стало стремительно расширяться, как будто эти двое никак не могли поделить между собой мой разум.

— Вода Источника всегда соленая, а лед ее очищает… Ты знаешь, сколько лучей у снежинки?..

Она подождала моего ответа, а у меня в памяти крутилось какое-то смутное воспоминание… знание о том, что вода опасна… Холодная вода опасна вдвойне… Соленая холодная вода еще хуже… Но если она замерзнет и превратится…

— Их шесть, — воинственно провозгласила северная воягиня. — Их всегда шесть! Запомни это и иди. Тебя уже ждут.

— Кто?

— Снежинки.

И я поняла. Лед черного озера сомкнулся у меня над головой. Я повернулась к Кинтаро, который жадно глазел на «Горбуна», и махнула ему рукой.