Теннисные мячи для профессионалов
Шрифт:
— Что можно сказать о дистанции?
— Выстрел произведен с расстояния нескольких сантиметров. Исследования подтвердили, — дальше все было знакомым понаслышке. — Пробы Владимирского-Эйдлина. Насчет копоти — контактно-диффузионный…
В заключение — уже по собственной инициативе — эксперт процитировал:
— «Ежели кто себя сам убьет, то подлежит тело его палачу в бесчестное место отволочь и закопать, волоча прежде по улицам и обозу». — По стилю это напоминало документ Петровской эпохи. Так и оказалось. — «Устав 1716 года. Артикул 164».
Денисов
«Цвет дождя, цвет оружия…» — подумал он.
Сбоку, недалеко от касс, виднелась группа носильщиков. Они взволнованно что-то обсуждали. Догадаться о причине возбуждения было нетрудно.
Салькова оставили в дежурной части на три положенных для разбирательства часа. На заднем дворе, в целях устранения возможной ошибки, полным ходом шла проверка остальных мусоросборников. В зависимости от результатов Королевский должен был отпустить Салькова либо задержать.
«Пистолет в последнюю минуту появится, — подумал Денисов. — Потому Роман и приезжал».
Кравцова в зале он не увидел.
— В порядке ли вещей то, что самоубийца не оставил ни одного документа, указывающего на свою личность? — Королевский сформулировал вопрос, хотя и не собирался записывать его в протокол. Вопрос был вне компетенции эксперта. — Не говорю уже о предсмертной записке!
Медик пожал плечами:
— Ничего необычного. И в целом — тоже. Самоубийцы, правда, чаще стреляют в висок. Реже — в рот. Но и в сердце случается. О времени происшествия… — Он подумал.
– Ночью происходит меньшее число самоубийств, чем днем или вечером. Но и это бывает. То же относительно предсмертной записки и документов.
— Ничего не известно, — следователь вздохнул. — Чем жил последние дни перед гибелью? Что привело к кризису? И второй день дождь… — Королевский смешал вместе обстоятельства уголовного дела и погоду.
Эксперт процитировал по памяти:
— «Несчастная любовь всегда была в человечестве, но только в последнее время… — Это из книги «О самоубийстве» Невзорова, первая типография императорского университета, Казань, — вошло в моду лишать себя жизни от «безнадежной любви»…» — У него была блестящая память.
– «Любовь, ревность… — пишет автор. — Все излечимо. Большое значение при лечении ревности, — считает Дескюре, -имеют климатические условия, прогулки». Из напитков в этот период предписываются обыкновенная вода, хороши минеральные ванны…
Дело о неопознанном трупе после установления причин смерти как бы прекращало для него существовать, целиком переходя к следователю и оперуполномоченному. Освобождаясь, медик мог позволить себе не спешить. В его работе судебно-медицинского эксперта так тоже бывало нечасто.
— Пища для человека, который хочет излечиться от ревности, должна быть легко перевариваема. Рекомендуется не злоупотреблять физическими упражнениями, воздерживаться от употребления слабительных. И вообще, писал Фере: «От любви сходит с
Денисов по рации разыскал Кравцова:
— Чем он в данный момент занимается?
— Роман? Ходил к телефону-автомату за вокзал. Телефоном в приемной начальника смены не воспользовался.
— Один?
— Ходил? Да. Проверяется, не смотрят ли за ним. Звонил двум абонентам. Говорил коротко. Мне показалось, что одного из них дома не оказалось, он послал второго его искать. Принимает какие-то чрезвычайные меры. Может, боится, что Сальков расколется?
— Все?
— Да.
«Последствия принимаемых мер, — подумал Денисов, кладя трубку, — по-видимому, не замедлят сказаться».
Он снова не ошибся. Прошло меньше часа, и дежурный позвонил в кабинет.
— Удача, Денис! Пистолет нашелся. Сейчас сообщили. Из отдела охраны метро.
XI. «ПЕРСТ СУДЬБЫ…»
Сотрудники охраны метро, передавшие ориентировку, ждали внизу, на платформе: капитан в милицейской форме и оперуполномоченный — спортивного вида, в кроссовках, в двухцветной импортной куртке.
На скамье, окольцевавшей широкую, в мраморных плитах колонну, стояла матерчатая сумка. Выцветшие рисунки ее копировали Периодическую таблицу.
— Так все и было, когда мы приехали, — объяснил капитан. Оперуполномоченный охраны метро констатировал:
— Повезло вам с оружием. В чьи руки оно могло попасть и что с ним могли натворить…
— Кто обнаружил? — спросил Денисов у капитана.
— Дежурная по станции. Вот она идет.
В красном форменном котелке женщина поздоровалась.
— Пассажиры уехали, а сумка стоит! Чувствую: не то…
— По-вашему, сумка долго простояла?
— Минуты три. Максимум четыре. — Женщина выглядела решительной. — Предыдущий поезд отправлялся — ее еще не было.
— Пассажиры стояли у этой скамьи?
— Кто-то был. — Она зажмурилась, мысленно восстанавливая картину. — Не помню.
Денисов подумал:
«Человек, оставивший сумку, может, и сейчас на платформе…» Всегда становилось слегка не по себе, когда оказывалось, что преступник, которого ты разыскиваешь, и ты почти в одно и то же время находились в одном помещении, на одной улице, могли встретиться глазами, случайно коснуться одежды другого.
— Вызвала уборщицу, чтобы вместе посмотреть. Чтоб без претензий. Стали смотреть. Газеты. А в них это… — Она не назвала предмет ни пистолетом, ни оружием.
Подошедшая к разговору старуха в черном халате вздохнула:
— Ну, молодежь! — Она тоже ничего не видела, привычно грешила на молодых.
— Содержимое мы описали коротко. — Милицейский капитан спешил. — Следователю все равно осматривать…
— Старые газеты эксперт пусть проверит, — посоветовал оперуполномоченный, — может, следы пальцев!
— Не нужны? — за себя и уборщицу спросила дежурная. Из туннеля донесся грохот очередного поезда.
— Нет. — Денисов отпустил обеих.