Теорема сводных
Шрифт:
Лия шла рядом со мной. У нее не было настроения.
— Что-то случилось?
— Нет, — сказала она, но прозвучало это неправдоподобно.
— У нее красная армия пришла, — ответила Мария-Луиза, обернувшись к нам. — Ну знаешь, это когда…
— Я знаю, что такое менструация, — ответил я и взял Лию за руку. — Болит?
Лия молча кивнула головой, и мы разжали наши руки.
— Потерпи немного, — заверил я, хотя мало представлял, каково сейчас Лии.
Так мы и дошли до автобуса. Нас вновь пересчитали и посадили в салон. Мы с Лией сели в самый конец салона. Она сняла кроссовки и поджала под себя ноги.
В салоне заиграла музыка, и мы тронулись с места. Конец-то... скоро цивилизация!
На полпути Лия уснула на моем плече. Я укрыл ее курткой, которую снял, как только зашел в автобус. Лия тихо сопела у меня на плече. Финн и Мари-Лу сидели перед нами, а остальные ребята — дальше к середине салона. Мне казалось, что все заметили, что между нами с Лией произошло. Почему-то было стойкое ощущение этого. Было ли это плохо? Нет. Мы не родные, поэтому здесь нет ничего постыдного. Однако родители... они вряд ли это поймут. Отсюда нам стоит как можно дольше скрывать это. Потому что сейчас я не хочу выяснять отношения с отцом, слушать нотации. Я хочу быть счастливым и любить.
Вот и все.
Приехали мы ближе к вечеру. Мы с Лией вызвали такси. Я не хотел тревожить батю, который, как ни кстати, не писал сегодня. Только вчера узнавал, как наши дела. Порой мне кажется, что ему совершенно безразлично, как дела у сына с появлением Анны. Но судить его я тоже не берусь. Отец заслуживает счастья, как ни крути.
Мы доехали до дому быстро. Пробок не было, хотя многие выезжали на шашлыки (именно те жители, кто жил в квартирах). Алый закат и красное солнце, что садилось за бескрайний горизонт, казалось мне как знаком безмятежности и счастья. Лия всю дорогу держала меня за руку, будто бы мы давно знакомы. А я нежно гладил ее большим пальцем по коже.
— Как ты думаешь, — спросила Лия, сжав мою руку сильнее, — твой отец не расстроится, что мы ему не позвонили?
— Nein, — ответил я и перевел взгляд на сводную.
— М-м-м... — промычала Лия.
Такси остановилось, и мы вышли из него. Я взял сумки из багажника и, оплатив поездку, направился ко входу. Лия шла рядом. Зайдя в дом, я ощутил, что было тихо.
— Пап? — спросил я вполголоса.
— Мам? — подхватила меня Лия.
— Мы дома!
Закрыв дверь и бросив ключи на блюдце, я поставил сумки около двери.
— Никого, — сухо произнесла Лия и направилась на кухню. Я же взял сумку с.умки и отнес их наверх. Стал прислушиваться. Не было ни единой души. Тихо. Даже слишком. Оставив сумку у сводной, я зашел к себе и поставил свою около шкафа. Что-то мне подсказывало, что отец и Анна на заднем дворе. Лия уже поднялась к себе, пока я снимал с себя толстовку и, надев клетчатую рубашку, в дверь кто-то позвонил.
— Интересно, кто это? — спросил я вслух. Лия ушла в ванную, а мне ничего не оставалось, как спуститься на первый этаж.
Прыгая через лестницу, я подогрел к двери и открыл ее. На пороге был доставщик.
— Доброго денечка, — отозвался он. — Вот документы на имя Вольфганга Гютера.
Что-то привезли отцу.
— Добрый, — отвечаю я и принимаю документы. Доставщик дает мне бланк, в котором я расписываюсь, и, попрощавшись, уходит обратно в свою старенькую
«Роза Гюнтер скончалась 8 июня 2018 года от сердечного приступа В больнице Святого Патрика. В момент смерти в палате находился ее муж и подруга Анна. Муж и сообщил о ее смерти. Насильственных действий не обнаружено.»
Далее идет перечень заболеваний. Мое сердце бешено стучит в груди. Анны не должно было быть там. Мать умерла шесть лет назад. Неужели отец и тогда был знаком с Анной?
Любопытство — очень сильная вещь, в особенности приправленное щепоткой гнева. Я сажусь на стул и перебираю бумаги. Все они о заболеваниях матери. Отчеты, анализы, документы на имущество... Под всей этой горой макулатуры лежит развернутый дневник.
Почерк матери.
Я не спутаю его ни с чем.
Сердце пропускает один удар.
Я беру его в руки и читаю запись:
Май, 27, 2018 год.
Мне становится хуже. Врачи отшучиваются, что мне еще предстоит увидеть внуков и правнуков, но… они лукавят. Им важно, чтобы я ушла в мир иной с покойным сердцем, но это вряд ли получится.
Сегодня приходил Вольфганг. Он всегда поддерживал меня, несмотря на то, сколько капризов я принесла в его жизнь. Плечо Вольфганга — самая сильная опора, которая у меня была в жизни когда-либо. А Теодор… мой мальчик. Даже после смерти я буду любить его сильнее, чем жизнь. Ведь ради Теодора я должна бороться со своей болезнью. Он не заслуживает такого исхода. Нет. Только не он…
Переворачиваю страницу. Сердце обливается кровью. Читаю следующую запись.
Май, 28, 2018 года
Сегодня был новый приступ. Я не знаю, насколько хватит моего сердца. Я не доживу до выпускного, Тео, это уже всем ясно. Ах… Как же мне хотелось бы посмотреть на Тео в костюме. Такого взрослого и сильного. Наверняка сейчас он уже думает, как познакомить меня со своей новой девушкой. И я уверена, что он по-прежнему ворует тюльпаны с заднего двора, которые я высаживала каждую весну. Он совершенно не похож на Ганга…
Июнь, 2, 2018
Сердце совсем стало слабым. Вчера Вольфганг заходил после работы и сказал мне, что ему нужно жить дальше. Что я умру скоро. Вольфганг всегда был реалистом, совершенно лишенным романтической составляющей. По правде говоря, иногда у него проявлялись какие-то вспышки, но чаще всего Вольфганг не летал в облаках. Наверное, поэтому я влюбилась в него тогда. Но весть о том, что Вольфганг хоронит меня раньше даты моей смерти, очень сильно ранила меня.