Теория несоответствия
Шрифт:
Без двадцати шесть мы свернули на лесную дорогу, и я, проехав еще около километра, заглушил мотор.
– Дальше пойдем пешком, - сказал, выходя из машины.
Карина не спорила. Тоже вышла и поежилась. Как только я выключил фары, мы остались наедине с темным лесом и его звуками. Дорога просматривалась, небо уже было светлым, но здесь, казалось, все равно еще царила ночь. Карина вцепилась ледяными пальцами в мой локоть, а я не удержался:
– Жизнь в Нью-Йорке не готовит к прогулкам по лесам?
–
Когда в поле зрения оказалась клиника, освещенная фонарями, я потянул Карину в лес. Главное - не заблудиться и правильно выйти хотя бы примерно к тому месту, где запасной выход. Цепляться за мой локоть ей уже было неудобно, поэтому Карина нашла мою ладонь и переплела наши пальцы.
– У тебя опять температура поднимается, кажется, - сказал я тихо.
– С чего ты взял?
– Ладонь сухая и слишком горячая. Меня бабушка научила, - зачем-то добавил я.
Днем, когда мы шли здесь, лес не казался таким непроходимым буреломом. А сейчас можно было свернуть себе шею на каждом шагу.
– А ведь я о тебе ничего не знаю, - сказала Карина как-то слишком близко, и от контраста ее горячего дыхания и утренней прохлады я даже вздрогнул.
– Тебе это и не надо, - немного жестко ответил и уже мягче добавил: - Пришли.
С этой стороны даже поскупились фонари поставить. Свет тех, что стояли возле центрального входа и сбоку от него, немного сюда доходил, но все равно мало. Карина снова, подпрыгнув, подтянулась на заборе, хоть я видел, что сейчас ей это действие дается тяжелее. Но помогать не стал. Она упрямая - сдохнет (грубо, конечно), но сделает. Потом и я повторил ее маневр.
Снова чертова трава, хотя после прогулки по лесу мои джинсы внизу и кроссовки уже были мокрыми насквозь. Дверь, которая днем, казалось, открывалась не с таким скрипом. Карина достала телефон, чтобы осветить помещение, но я сказал ей в самое ухо, которое, собственно, и видел только благодаря телефону:
– Выключи.
Карина сжала мою ладонь сильнее и с улыбкой, что я даже услышал, сказала:
– Щекотно же.
Я тоже улыбнулся, надеясь, что это останется незамеченным. Милая девочка. Очень. Хоть и та еще стервочка.
Глава 19 Карина
Мне было приятно держать его за руку. Как-то тепло, даже внутри. Может, это температура давала о себе знать, но все равно приятно. А его дыхание в ухо с запахом все того же моря, кажется, заставило покраснеть. Но в темноте этого не видно. Я была рада, что он со мной. Не просто кто-то, а именно он.
Наша нелюбовь с первого взгляда прошла, наверное. Тогда он мне казался надменным, чопорным, высокомерным. Но он был добрым. Кто бы еще стал терпеть мои закидоны? Он хотел помочь, хоть ему никакой выгоды от этого и не было - одни проблемы.
Калинин отпустил мою руку и начал проводить руками по обналичке двери на стыке со стеной.
– Есть, - сказал он, пряча в задний карман джинсов что-то, похожее на
– Идем дальше?
– спросила я.
– Не гони вперед паровоза. Я позвоню Алику. Неожиданности на пути нам не нужны.
И снова он был прав. Я, может быть, глупо думала, но мы как будто уравновешивали друг друга. Он останавливал мою импульсивность, а я добавляла ему безуминки. Я бы не подумала вчера ни на минуту, что этот человек будет со мной лазить по заборам. А еще у него есть чувство юмора, он вкусно пахнет, у него красивые глаза и... Твою мать, Карина, так и до влюбленности недалеко! А еще он классно целуется. В машине было не так, как прошлым утром. В машине было настолько крышесносно, что всего лишь от воспоминания у меня начало покалывать губы. Как он сказал? Физиология?..
Пусть так, но... все-таки нет. Я сходила с ума от каждого его прикосновения, мне рвало башню от трения его легкой щетины по моим щекам, а уж про его стояк вообще молчу. Он тоже хотел. И это не физиология. Он хотел именно меня.
– Ты чего застыла?
– снова услышала я в самое ухо.
Хороший вопрос. А застыла я, Андрей Григорьевич, наверное, потому, что меня пронзило осознание того, что вы мне нравитесь. Но, конечно, об этом я не скажу.
– Идем, - потянула я его за руку.
Мы поднялись на второй этаж, прошли тем путем, который указал главврач, и уже через пять минут остановились у палаты деда. Моего деда. Я снова сжала руку Калинина, а он уверенно приложил карту к замку и сказал:
– Не сомневайся в своем решении.
– Ты со мной?
– Я могу здесь подождать.
– Нет, пожалуйста, идем со мной, - шепнула я.
В палате было темно, но я нащупала выключатель и, только включив свет, подумала: «А если дед панику поднимет?»
Но он спал. Одна кровать, стол, тумбочка, холодильник, телевизор, книжная полка... И, что самое удивительное, уют. Это не палата. Это комната.
Дед положил руку на глаза, когда включился свет, а потом, привыкнув к свету, проморгался и посмотрел на нас. Задержав светло-голубые глаза на мне, он приподнялся:
– Аня?
В одном слове столько боли, она как будто начала витать в стенах палаты, отбиваясь рикошетом о стены и выстреливая в каждого, кто находился здесь. Я сделала несколько шагов по направлению к постели и всмотрелась в морщинистое лицо. Седые редкие волосы, высокие скулы, острый подбородок.
– Я - Карина, - сказала тихо.
– Ты похожа на Анечку, - улыбнулся он.
– Где она?
И как сказать? Как сказать человеку о смерти его ребенка? Слезы потекли по моим щекам, а все слова встали поперек горла.
– Ее нет с нами больше. Она с матерью, - откинулся дед снова на подушку.
Сам все понял. А я обернулась к Калинину, как будто спрашивая: «Разве дед похож на человека с расстройством психики?»
– Карина, - услышала я голос уже более жесткий и властный, который совсем не подходил старику, - уходи отсюда. И очень быстро.