Теперь или никогда!
Шрифт:
Невольно кинула взгляд на себя в зеркало, висевшее на стене. Зеркало отразило свежее, розовое лицо, блестящие глаза.
Катя и в самом деле была хороша собой и сознавала свою привлекательность.
— Я с удовольствием сниму вас, — сказал Петр Петрович, — причем совершенно бесплатно, просто из любви к искусству.
Катя удивилась:
— Почему из любви к искусству?
— Люблю снимать красивых женщин.
— Ну что вы, — смутилась Катя, — какая я красивая? Хотя, скажу по правде, немцы проклятые
— Это вполне естественно, — вставила Алла Степановна.
— Ну, у меня с ними разговор короткий, — решительно заметила Катя. — Я им всем одно и то же говорю: вы меня не трогайте, я человек занятой, у меня сын, мне его растить надобно.
— Ну и как, помогает? — спросил Петр Петрович.
Катя простодушно призналась:
— Да вообще-то приходится иной раз отбиваться. Они ведь напьются в ресторане и пристают. Правда, наш метрдотель, Венцель, он мне так прямо и заявил: «Если кто тебя обидит, прямо ко мне. Никого не бойся!»
— А он что, за вами ухаживает?
— Да нет, не сказала бы, просто я ему по душе пришлась, оказалась хорошей официанткой, а он, видно, это ценит…
Катя посидела еще немного и ушла. Пришла она через два дня и сама удивилась, до чего хорошо вышла на снимке.
— Неужели я и вправду такая? — наивно спросила она, вглядываясь в свое изображение на бумаге.
— В жизни вы еще лучше, — искренне ответил Петр Петрович.
Катя бережно спрятала фотографии в сумочку.
— Приду, покажу сыну. Пусть поглядит…
— У вас большой сын? — спросил Петр Петрович. — Сколько ему?
— Скоро двенадцать.
Петр Петрович задумался, вспомнил своего сына. Где-то он сейчас? Жив ли? Или, может быть, давно уже нет его?..
Не хотелось думать о самом страшном. И чтобы отогнать горькие мысли, он сказал:
— Приведите ко мне своего сына. Очень вас прошу, а то мне так иной раз тоскливо…
Катя поглядела на грустное лицо старика, молча кивнула:
— Хорошо, приведу…
Митя был высокий, рано вытянувшийся мальчик с умным, живым лицом и смышлеными глазами.
Старик и мальчик быстро подружились друг с другом. Митя стал каждый день бывать в фотографии и, случалось, даже помогал Петру Петровичу: нагреет воды, положит карточки в ванну с проявителем, приготовит незамысловатую еду…
Однажды Катя, идя с работы, зашла в фотографию за сыном.
Петр Петрович обратил внимание на ее расстроенное, опухшее от слез лицо.
— Что случилось, Катюша? — участливо спросил он.
Молодая женщина долго молчала, с трудом сдерживая слезы. Потом не выдержала, призналась:
— Я подавала кофе немецкому офицеру. Он стал придираться, кричать, что кофе не так заварен, как он любит. Потом взял и вылил кофе мне на передник, всю чашку!.. — Катя опустила голову, закрыла лицо руками. — Если бы
— Возьмите себя в руки, Катя, — сказал Петр Петрович.
В этот миг вошел с улицы Митя. Глаза мальчика блестели, обветренные, слегка загорелые щеки пылали румянцем.
— Я сейчас к реке бегал, — сказал мальчик. — Там на берегу валяется сломанная лодка. Если бы ее починить, на ней можно было бы куда хочешь уплыть!
Катя и Петр Петрович молча глядели на мальчика.
— Иди погуляй, — сказал наконец Петр Петрович. — Мы с твоей мамой еще немного посекретничаем…
Митя вышел. Катя решительно вытерла слезы.
— Я подумала о сыне, — тихо произнесла она, — что было бы с ним, если бы…
Она не докончила.
— Держитесь, Катя — внушительно проговорил Петр Петрович. — Ваша жизнь еще пригодится…
Он долго думал о ней в тот вечер. Внутреннее чутье властно подсказывало ему: Катя — искренний, хороший человек, ей можно довериться. А если нельзя? Если она просто хорошая актриса, умело играет порученную ей роль?
Ему вспомнилось ее страдальческое лицо, глаза, полные слез, устремленные на сына, и он решил про себя: «Нет, она не играет, и ей можно довериться!»
Он решил посоветоваться с Аллой Степановной.
— Вася требует донесений, а их пока что не видать…
— Да, не видать, — согласилась Алла Степановна.
— Как думаете, можно ли доверять Кате?
— Можно, — решительно ответила Алла Степановна.
— Почему вы так считаете?
— Катя — человек непосредственный, совсем не умеет притворяться. Во всяком случае, чувства свои скрывает с трудом. Натура эмоциональная, но, безусловно, порядочная, благородная…
— Вы могли бы работать следователем, — с улыбкой заметил Петр Петрович.
Алла Степановна серьезно сказала:
— Я — актриса, а это означает многое. Я привыкла наблюдать за людьми, познавать их характеры, по внешности уметь определять их привычки, склонности. Такова моя профессия.
Он бросил взгляд на ее погрубевшие от воды, жесткие руки, на усталое, постаревшее лицо. Мысленно пожалел ее.
«Такая замечательная актриса — и вот вынуждена мыть посуду, обслуживать проклятых фашистов».
Но вслух сказал:
— Я всегда был поклонником вашей замечательной игры, и, надеюсь, мы с вами доживем до того времени, когда вы снова будете царить на сцене нашего театра.
Она благодарно улыбнулась ему…
Однако время шло, и надо было решаться, можно ли довериться Кате.
Как иногда бывает, помог случай.
Как-то Митя забежал к нему в фотографию и сказал, что торопится домой, потому что мама его поскользнулась на улице, вывихнула ногу и вынуждена пролежать несколько дней в постели.