Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
– Пора по домам, – сообщила Тоня. – Кузя, как там протокол?
– Заканчиваю! – отозвалась Настя. – Какую пометку внизу делать-то?
– Ну, как какую? – удивилась Юлька. – Пиши, значит: «Scripsit in anno Domini MMXIII, diem II mensi Octobre.».
– Domini? – с усмешкой спросила Света.
– Хорошо! – недовольно ответила Юля. – Кузь, исправь на Satano.
– Исправила! – отозвалась Кузнецова. – Дальше пишу: «Subscribend: homini». И дальше там наши подписи стоять должны.
– Поставим сейчас. – ответила Юлька.
– Кстати,
– Нет, – возразила Саша. – Надо писать scholarii, а то получится «к использованию школьников».
– Написала! – ответила ей Кузя. – Всё! Готово! На сегодня всё?
– Да! – воскликнула Тоня, вставая из-за стола. – Собрание объявляю закрытым. Все по домам.
Гости засобирались, и через некоторое время комната опустела.
Проводив гостей, Антонина Боженко вышла на балкон и вдохнула густой пряный аромат осенней ночи. Пахло дождём.
Глава третья. Развратные учителя.
Я проснулся в 6:30 утра.
Было уже 3 сентября всё того же 2013 года. День был пасмурный и слякотный.
Я сделал всё то, что школьники обычно делают утром, и пошёл в школу. Тут ничего особенного я рассказать не могу. Всё было обыденно, как у всех.
Первый урок у нас труд и второй – тоже труд. Два урока труда подряд.
Ну, пришёл я в школу. Нашёл кабинет труда. Он у нас был на первом этаже прямо напротив директорского кабинета. Рядом кабинет домоводства и рукоделия для девочек. У двери одиноко стоит Миша Стефанко.
– Привет! – здороваюсь я. – Как дела?
– Хуже некуда. – проворчал он – Разрази гром эту школу! Пожа-а-алуйста!
– Как у вас труд проходит? – спросил я, немного замявшись.
– Известно, как, – ответил Миша. – Пилим, режем, строгаем и это вот всё. И параллельно слушаем истории из жизни трудовика. Ну, и про политику тоже. Он у нас ещё и обществознание ведёт.
– Так, неплохо. – сказал я. – Это даже хорошо.
В этот момент подошёл Денис.
– Здорово, Ден! – воскликнул Миша. – Что, опять всю ночь в «Доту» играл?
Денис неустанно тёр глаза и зевал. Да и вообще он вид имел прескверный.
– Ага, – ответил он, улыбаясь. – Всю ночь. Напролёт.
– Загубишь здоровье, Ден, – цыкнул немного расстроенный Миша.
– Загублю, – и ладно! – ответил Денис. – Мне на здоровье своё срать.
В этот момент появился физрук. Это был лысый мужик с орлиным профилем и мелкими, очень подвижными глазами, поблёскивавшими из-под могучих бровей, будто два самоцвета. Взгляд его был пронизывающим насквозь. Ростом он был метра под два. Мышцы – то ли как у Шварцнеггера, то ли как у Халка. Одет он был сообразно своей профессии: кроссовки, спорт-штаны, футболка в цвета польского флага. На могучей шее его нелепо болтался внушительных размеров свисток. Он был в прекрасном настроении и энергично шёл к нам, напевая себе под нос какую-то весёлую песенку.
Кажется, это была «Не моя забота» группы «Монгол Шуудан».
– Здо-о-оро-о-ово-о-о,
– Здравствуйте… – без энтузиазма ответили мы.
– Ты, Денис, по-о-ока спо-о-ортом не занимался – живо-о-от отро-о-остил! – сказал физрук, хлопая Кутузова по животу. – Да и ты, Миш, как квашня стал теперь, ей-богу! А был каким?! А?! Одним из лучших был! Лучшим был! – тут он схватил Мишу за щёки. – Ну ей-богу, как хомяк стал, как хомяк! – после этого он повернулся ко мне. – А ты что, новенький? Ну, ничего. У вас сегодня урок. Я уж там тебе задам перцу! А то ты тоже жирненький!.. – с этими словами он ткнул меня в живот и удалился.
Удаляясь, он схватил за ягодицу какую-то старшеклассницу со словами: «Жирная ты девка! Хорошо ебёшься, небось!..».
– Кто это? – спросил я у Миши, когда физрук скрылся из виду.
– Москоленко, физрук наш. – с неприязнью ответил Миша. М Он у нас тот ещё педобир. Ты расслабься, он у нас не ведёт. Так, пугает только.
– Сколько ему лет? – спросил я.
– Шестьдесят семь. – ответил Денис. – Он давно в этой школе работает, с семидесятых, кажется. Он ещё с моей мамой переспал. Ну, когда она школьницей была. Он и сейчас… – Денис не успел договорить.
– Спит с твоей мамой. – закончил за него Миша.
– Нет, пидорас! – обозлился Денис. – Со старшеклассницами он спит! Понял?! Со старшеклассницами!
– Хорошо сохранился, – заметил я.
– Ага, – ответил Миша. – Зимой он по двадцать километров на лыжах бегает. Летом – марафон. Я даже не знаю, чем он не занимается. Он, честное слово, занимается всем: вольной борьбой, пинг-понгом там, теннисом.
– Похвально, – сказал на это я.
Тут прозвенел звонок.
В этот-то самый момент и появился учитель. Это был седой мужчина лет пятидесяти, худой и жилистый, с военной выправкой, впалыми щеками и пронзительными, глубоко посаженными глазами.
– Здравствуйте, Сергей Александрович! – сказал Миша.
– Здравствуйте! – ответил он, открывая ключом тяжёлую железную дверь мастерской. – А у вас, я вижу, новенький. Это хорошо. Как звать-то тебя?
– Марат Нигматулин. – ответил я.
– Та-а-ак… – задумался Сергей Александрович. – Татарин? Это хорошо. Татар я уважаю.
Мы зашли в кабинет.
Там было свежо, но жутко холодно. Оно и понятно: все окна, как одно, были открыты. Помещение было заставлено самодельными верстаками, станками, столами и завалено всяким хламом.
Сквозь эти завалы мы пробрались во вторую комнату.
Там было просторнее. Стояли всё те же самодельные верстаки, кругом лежали деревянные доски. На полу валялась стружка, а на стенах висели выцветшие схемы станков ещё советской эпохи. Края их были оборваны. В воздухе пахло сосновой смолой. Было свежо.
Сергей Александрович поставил свою сумку на стол, повесил куртку на крючок, а шапку засунул в карман. В карман куртки, разумеется.
После этого он прошёл в небольшой чулан.