Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Нигматулин Марат

Я мигом разделся. Ден смотрел на меня своим похотливым взглядом. Я сам весь дрожал от возбуждения. Впрочем, не только от него: пол был таким холодным, что ноги едва не сводило судорогами.

Тут Денис начал принимать сексуальные позы.

Он повернулся ко мне полубоком, эффектно скрестив свои толстые ноги. При этом он через плечо смотрел на меня так, будто хотел сказать: «Милый, я заждалась; когда уже будет секс?». Его левая рука по-прежнему лежала на ягодице.

Надо ли говорить,

что в этот момент я просто обезумел от похоти. Я набросился на Дениса.

– Ну, что, барашек ты мой курдючный… – прошептал я, хватая своего друга за пятую точку. – Это ж как ты такой крестец отожрал, а?!

– За компом всё лето просидел. – прошептал Денис. – Чипсы себе жрал, тортики…

– Оно и видно! – грозным голосом произнёс я, стягивая с одноклассника трусы. – Сколько щас весишь-то?

– Ай, – застонал Денис. – не помню…

Продолжать эту сцену я не буду. Скажу только, что мы тогда говорили и вытворяли ещё много всяких пошлостей.

Честно говоря, выписать эту сцену пристойно я смог лишь с третьего раза. Я всё же не маркиз де Сад.

Мне всегда говорили, что писать порнуху – это явно не моё.

И это очень плохо.

Ведь я в этой книге будет ещё множество таких сцен (назвать их постельными у меня язык не поворачивается, так как большая их часть разворачивалась где угодно, но только не в постели), а я даже не знаю, как я их буду живописать. Словом, надеюсь, что всё приложится, и перо само выведет нужные слова… Эх, пустые надежды! Впрочем, посмотрим…

А пока что я расскажу вам о том, что в тот день было со мною дальше.

Когда я вышел из раздевалки, то в самом разгаре была большая перемена.

Делать мне было нечего. Я побродил малость по этажу, а потом, когда прозвенел звонок, отправился на балкон. Там я спокойно уселся в мягкое, обитое бежевым кожзаменителем кресло и задумался.

Я подумал о том, что вот, мол, постепенно начинаю привыкать ко всему творящемуся здесь бардаку. Ещё пару дней назад я думал, что секс – это не про меня, что его у меня, наверное, и не будет никогда, а если и будет, то когда-нибудь в отдалённом будущем. Лет в тридцать, быть может, со своей женой. И то не факт.

Прошло всего два дня, – а для меня уже секс в порядке вещей, хотя ещё позавчера я о нём даже мечтать не решался. Да, никогда не знаешь, как жизнь повернётся…

Тут я внезапно почувствовал себя очень уставшим. Я склонил голову на бок. Мне хотелось спать, ноги ломило, как при простуде, голова немного болела. Я уже начинал проваливаться в сон, как тут услышал приятный девичий голос.

– Не спи, – замёрзнешь! – сказала сидящая в паре метров от меня девочка.

Я поднял голову, чтобы на неё посмотреть.

Это была высокая миловидная девчонка

с длинными светло-русыми волосами, собранными в аккуратный хвост. У неё были очень пухлые щёки, сильно вздёрнутый нос и красивые голубые глаза, обрамлённые пышными ресницами. Она была похожа на добрую мышку из мультика. Одета красавица была в школьную юбку и белую блузку. На ногах её красовались туфли-лодочки.

Она сидела на таком же, как и я, кресле и аппетитно ела чипсы. Ноги он положила на стоящий рядом колченогий табурет. Вид у неё был такой… Аристократичный, что ли?

Словом, как я её увидел, так сразу мне вспомнился Захер-Мазох со своей «Венерой в мехах».

– Поди сюда, – сказала она, глядя не на меня, а в окно. – Садись рядом.

Сказано это было таким властным, повелительным голосом, что я не осмелился перечить.

Я робко подошёл и сел рядом с властной красоткой.

– Чипсы будешь? – спросила она, всё по-прежнему не смотря на меня.

– Нет, спасибо. – робко ответил я.

– И правильно! – сказала он вдруг с какой-то пугающей уверенностью, чуть кивнув вперёд головой. – Ты и так жирный.

Я расстроился. Её слова мне как обухом по голове были. Это, разумеется, было написано у меня на лице. Моё расстройство, то есть. Она это, конечно, заметила.

– Да ла-а-ан!.. – Весело протянула она. – Чо ты как ондатра, которую веслом по башке ударили?! Не расстраивайся ты, ну, – не расстраивайся! – тут она прервалась, а потом продолжила.

– Знакомиться давай! Меня Ангелиной зовут. Фамилия – Летуновская. А ты кто такой?

– Я Марат Нигматулин. – ответил я по-прежнему робко.

– Оч приятно, – сказала она, теперь уже глядя прямо на меня. – Сорян ещё раз за то, что жирным тебя назвала. Это правда, просто, так что прости. На правду – не обижаются. – она опять сделала паузу. – Я сама жирная, – тут она похлопала себя по животу чистой рукой. – Кстати, ты татар по нации-то?

– Ага, – ответил я. – Русский татарин.

– Это хорошо-о-о… – с наслаждением протянула Ангелина. – Я полька.

– Полька? – удивился я.

– Ага, полячка, – подтвердила девчонка. – У нас тут целая община в школе.

– Община? – ещё больше удивлялся я.

– Да, человек пятьдесят поляков у нас, – ответила полька, продолжая жевать. – Мы, поляки, тут все куркули. Живём – дай бог всякому! – тут она перекрестилась по-католически. – Короче, живём как у Христа за пазухой! Gloria tibi, Domine!

Она опять перекрестилась, а потом решила позвать Соню и Свету, сидевших чуть дальше, возле тренерской. Мы не видели их из-за стоящего прямо на проходе шкафа.

– Эй, манды!.. – крикнула полька. – Пизды. Блядь! Идите сюда.