Тепло камня
Шрифт:
А ещё его возвращения с нетерпением ожидает Лаум. Он, конечно, не будет его встречать — Первый Виша не должен без крайней нужды покидать Место Поклонения.
Перед мысленным взором Лаум стоял как живой, и этот образ согревал и успокаивал, но даже в мыслях Пунт не называл его другом, хотя, по сути, конечно, они были друзьями, самыми близкими друзьями, и разве могло быть иначе? Ведь они вместе совершали Служение.
Пунт — один из семи Вторых Виша, ещё двадцать четыре Третьих Виша. Эти цифры могли колебаться, но Первый Виша был один. Всегда — только один. Как иногда сжималось от этого
Впрочем, если чёрная тень накроет их, Первый Виша тоже не сможет ничего сделать. Им остаётся только надеяться на то, что Отец Всех Живущих не лишит их Своей милости и защиты. Тогда им ничего не страшно. Шуа, уже находившийся в своей каюте, благоговейно поклонился, как сделал это прежде, когда назвал Имя в разговоре с Рэем.
Да, но чтобы надеяться на эту защиту, нужно идти по Пути, который Им посылается, и не сбиться с него.
Когда корабль, летающий между звёзд, опустился на Шуали, стало ясно, что они на пороге изменений. Их жизнь уже не будет прежней — приходит время принятия решений, время, когда особенно легко и особенно страшно сбиться с Пути. Так хочется остаться на месте, никуда не идти и ничего не решать, удержать прошлое…
Но Виша хорошо понимал, что это невозможно. Остановиться — значит отказаться принимать то, что им посылается. И тогда их ждёт не покой, а только видимость покоя, которая рано или поздно сменится осознанием того, что, остановившись, они не остались на прежнем месте, а оказались в тупике. Одни. И надеяться больше не на кого.
Итак, что же он скажет Лауму?
Пунт посмотрел на удобное кресло. Комфорт, да… К нему так легко привыкнуть, но какую цену приходится платить за эту привычку? Лёгким движением шуа опустился прямо на пол и скрестил ноги, прислонившись спиной к стене.
Люди… Они такие странные. И ещё — такие разные. Очень разные. Этот человек, с которым он только что разговаривал, очень волновался, что что-то пойдёт не так, а ему придётся за это отвечать, и это Пунт вполне мог понять. Мог он понять и то, что его, Пунта, отлёт не вызывал у собеседника ничего, кроме чувства облегчения. Но вот чего он никак не мог понять — зачем ему понадобилось говорить все эти слова, за которыми не было ничего — ничего настоящего.
Пунт уже сталкивался с подобным поведением и пытался выяснить его причины у человека, который ему нравился. Тот долго и старательно объяснял, что такое вежливость, и в конце концов шуа сказал, что всё понял.
Но побудила его к этому, видимо, та самая вежливость, о которой шла речь и которая была хорошо знакома его Народу, но никогда не принимала таких форм.
И без объяснений ясно — говорить то, что может кого-то обидеть или расстроить, совсем необязательно — можно просто промолчать или ограничиться минимумом слов, если уж без них никак нельзя обойтись. Это и была вежливость, по представлениям шуа.
Но говорить о том, чего на самом деле не чувствуешь, щедро раздавать прекрасные тёплые слова и пожелания, когда собеседник тебе безразличен или даже неприятен — зачем?
Представитель народа, который прежде вообще не знал, что такое ложь, он, казалось бы, должен был верить всему, что слышит, даже несмотря на предупреждения. Но всё оказалось как раз наоборот.
Любая фальшь для него была как скрежет железа по стеклу для человека с тончайшим слухом, никогда не слышавшего ничего, кроме нежных мелодичных звуков. Свою чуткость и редкую для людей наблюдательность он воспринимал как нечто совершенно естественное, поэтому и не мог понять, как можно спутать карканье вороны с пением соловья.
Другая ложь, когда искажаются не чувства, а факты и события, вызывала не меньшее недоумение. Сам он с этим не сталкивался, но, зная, что такое бывает, приложил все усилия, пытаясь выяснить, для чего люди (и другие разумные существа) это делают.
С бесконечным терпением шуа вникал во всё, связанное с обманом, в судьбах отдельных людей и целых народов, в исторической перспективе и в современной жизни. Получалась очень простая и совсем не удивительная, на взгляд шуа, конечно, вещь — обман не доводит до добра.
Ложь затягивает, как липкая паутина, и с её помощью приобретая что-то сегодня — завтра потеряешь гораздо больше.
Удивительно было другое: как могут не понимать этого люди? Как можно радоваться жизни, унижая себя ложью, утратив доверие окружающих? И как вообще жить в мире, где никому нельзя верить?
Впрочем, изыскания Пунта привели его к мысли, что раньше вранья было гораздо больше, то есть со временем люди всё же начинают понимать то, что кажется таким очевидным, но почему им для этого нужно столько времени?
Однако не ему их судить. Шуа вспомнил знакомства, доставившие ему удовольствие. Вот, например, тот полицейский. Пунт скосил глаза на свой нос и пришёл к выводу, что цвет кожи у него был посветлее, хотя и не намного. Общение, правда, было мимолётным, но кажется, этому человеку была неприятна и несвойственна фальшь, почти так же, как самому Пунту.
Или Рэй, с которым познакомился сегодня. Он чувствует и думает больше, чем говорит, а не наоборот. Наверное, они могли бы подружиться. Жаль, что придётся расстаться, как только прибудут на Шуали. Место Пунта там, куда чужеземцу нет дороги.
Шуа тяжело вздохнул, и голова его удручённо поникла, когда он подумал о главном вопросе, ответа на который ждут сейчас Виша.
Могут ли чудовища скрываться среди людей? К несчастью, ему не суждено принести добрые вести. Он слушал, наблюдал, думал, и вот его ответ — это вполне возможно. Конечно, уверенности, что это так, нет, но и одной возможности более чем достаточно.
Если бы они знали о чудовищных неживущих больше… Как они выглядят? Могут ли менять свой облик?
Пунт прекрасно помнил, как один из Вторых Виша увидел внутренним зрением нечто, имевшее отношение к неживущим. Но понять открывшееся было трудно.