Теплый шоколад на десерт
Шрифт:
— Эгей, милая, да ты хороша.
— Возможно.
Она запрокинула голову назад, и не теряя с Кэлом зрительного контакта, словно гипнотизируя, приоткрыла рот. Провокационный жест, от которого скрутило низ живота. В панике, что Джилл раскусит его состояние, опустил взгляд и тут же пожалел о сделанном — открывшийся вид оказался не менее соблазнительным. Рубашка опасно натянулась на груди Джиллиан, стоило немного наклониться и он бы смог поймать губами выпирающие сквозь ткань соски. Крамольная мысль отдалась спазмами в паху, и сразу же бросило в пот.
— Я виновата, Кэл, — смущенно проговорила Джиллиан, ее щеки окрасил нежный румянец, а глаза, широко распахнутые подозрительно заблестели,— Но мне нужно было расслабиться,— она сопроводила слова тихим
— Думаю, мне лучше тебя проводить,— проговорил он в волосы Джиллиан, прижимая ее все крепче, понимая, что теряет контроль, вдыхая ее запах, купаясь лицом в шелке волос, чувствуя тепло ее тела ароматным облаком обволакивающее его сознание.
Момент был совершенно неподходящим, но бороться с желанием стало все сложней. Опьяневшая, невыносимо близкая Фостер, больше не пыталась сопротивляться, она буквально размякла в его руках, а ему не хотелось отпускать ее.
— Немедленно в постель, — проворчал Кэл, прикидывая, дойдет Джиллиан самостоятельно или не рисковать и помочь добраться хотя бы до дивана в гостиной. Ему казалось, что подъем по лестнице, она вряд ли осилит. Но он немного не рассчитал градус опьянения Фостер. И по большой вероятности не понял намеков.
Читать ее мысли и эмоции по лицу всегда было сложно — неоспоримый факт. Но стоило признать, что он просто боялся промахнуться и принять желаемое за действительное.
— Не ожидала, что ты такой… — не закончив фразу, Джиллиан с поразительной ловкостью вывернулась из его объятий,— Впрочем, оно может и к лучшему.
— Джилл.
Отмахнувшись от его протянутой руки, как от назойливой мухи, она ловко проскользнула между Кэлом и стеной, и едва заметно пошатываясь, прошлепала через гостиную и скрылась на лестнице.
А Кэл, в состоянии недопонимая, так и стоял, привалившись спиной к холодильнику. Все еще ощущая ее запах и держа навесу согнутые в локтях руки. Скрюченные пальцы подрагивали, медленно сжимаясь в кулаки так, словно сминали ткань рубашки Джиллиан. Сильнее всего Кэлу хотелось догнать ее и доказать, что он не трус. Ведь именно этот обидный эпитет, она не стала озвучивать, не желая ранить его самовлюбленное эго.
*****
Упав поперек кровати, Джиллиан брыкнула ногами, скидывая мокрые, пропахшие виски плюшевые тапки. С удовольствием пошевелила голыми пальцами, толи хихикнула, толи всхлипнула, увидев, что один из «зайцев» сшиб с прикроватной тумбочки бутылочку воды, заняв ее место.
Опрокинулась навзничь, закидывая руки за голову и упираясь затылком о подушку, прогнулась в спине, медленно вдыхая и напрягая мышцы. Сосчитала до пяти и расслабленно вытянулась во весь рост.
Какой кошмар! Прижала ладони к щекам, горящим огнем стыда, и замерла, прикрыв лицо согнутой в локте рукой, она не могла поверить самой себе. Всего лишь минуту назад, она была способна предложить себя Кэлу. Именно так. Выпитое виски ослабило контроль. Она была готова применить к себе заместительную терапию. Ведь она устала, устала от страха, преследующего ее последние месяцы. Оставшись в одиночестве, она терялась, готовая поддаться охватывающей ее панике.
Безусловно, она отлично умела скрывать эмоции, пряча их за искусственной улыбкой. Научилась выглядеть невозмутимой, когда ее трясло от бешенства или страха, иначе ей было бы трудно спокойно сосуществовать с человеком, способным видеть своего собеседника насквозь. Она могла концентрироваться, отсекая личное, оставляя его, как принято говорить, за порогом дома. Не афишировала проблемы, а упорно боролась с ними. Чаще в одиночку и в редких случаях принимала самую необходимую помощь.
Выдохлась. Случается такое. Слишком много всего навалилось на нее. Одно за другим, не дав ни малейшей передышки.
Будучи отличным профессионалом, Джиллиан понимала, что в ее состоянии нет
Кэл догадывался о ее психической нестабильности, но проявлял чудеса не свойственного ему терпения, зная, что она не любит делиться своими проблемами, и особенно не выносит его любопытство и когда он, пытаясь разобраться в причинах, начинает давить. Держался на расстоянии, вел себя нарочито грубо, привычно ехидничал и насмешничал, так, словно ничего не случилось, и она вернулась не из больницы, перенеся тяжелую болезнь, а из недолгой командировки. Но себе- то она могла признаться, что все по-прежнему плохо. Она часто просыпалась среди ночи, слыша треск горящего дерева и ощущая приближающийся жар. Порой, взглянув на включенную конфорку газовой плиты, на голубые невинные огоньки, испытывала дикий, неподдающийся контролю ужас, вспоминая преследующие ее языки пламени, слыша хруст рушащихся балок и падающего на нее потолка. А легкий дымок барбекю, вызывал спазмы в груди, язык немел, от ощущения ядовитой горечи. Слабые дневные антидепрессанты помогали справляться, подавляя всплески негативных эмоций. Безобидные лекарства не вызывали чувства сонливости и заторможенности, но принимать что-то более серьезное Джиллиан опасалась. Зная, насколько легко наступает привыкание и, желая самостоятельно перебороть охватывающий ее ужас.
А вечерний инцидент на дороге напугал до онемения, до диких спазмов в животе. Как никогда Джиллиан хотелось избавиться от сумбура мыслей и выворачивающего внутренности животного страха. Она устала. Устала бояться. Устала думать. Устала «держать лицо» пряча за завесой выверенной и отточенной улыбки. Должна признаться, не выдержала, сорвалась, решив напиться, но вовремя опомнилась. Или все же нет?
Мысли путались, голова стала неподъемно тяжелой. Как же она устала! Ресницы слипались, все труднее удавалось сохранять глаза открытыми. Комната медленно покачивалась в такт, звучащей где—то в подсознании мелодии. Нет! Она не считала себя пьяной. Пара, ну три порции виски на голодный желудок, плюс сумасшедший, держащий в напряжении день. Откуда—то издалека до Джиллиан донесся сердитый голос Кэла, но она, проворчав ленивое «отвяжись», закрыла глаза и стала погружаться в сон. По мере этого благостного погружения она чувствовала, что к ней мгновение за мгновением возвращается юность. Вот ей уже восемнадцать. Она, легко, прыгая через ступени, сбегает по мраморной лестнице с террасы и несется по гравиевой дорожке, петляющей между идеально подстриженных газонов и разноцветных клумб. Протискивается в узкую щель в живой изгороди, ойкает, оцарапавшись о шип, выбирается на граничащий с поместьем цветущий луг. Вот бежит по высокой влажной траве вверх по склону к старому дубу над речным обрывом. Сухие веточки и острые травинки хлещут ее по голым икрам, лепестки ромашек и васильков липнут к влажной коже. Жаркий ветер развевает волосы, и они лезут в лицо, забавно щекочут обнаженные плечи. Небо голубое до рези в глазах, а в нем носятся жаворонки, устремляясь все выше и выше — к солнцу. Кто—то стоит под сенью раскидистых ветвей могучего дерева. Майкл! Завидя ее, он машет рукой и мчится навстречу. От легкого воздушного настроения не остается и следа, но отступать поздно и Джиллиан широко улыбнувшись, лишь сбавляет шаг.
— Ли! Ли! — кричит ей Майкл,— Что ты плетешься так медленно.
Но ветер уносит его голос и Джиллиан лишь видит, как шевелятся его губы. Он вскидывает вверх руки в радостном порыве.
Когда они встречаются, то Джиллиан почти не может дышать от усталости и огорчения, на ее щеках горит яркий румянец, она старательно прячет от Майкла опечаленный взгляд.
Майкл, ухватив ее за руку, разворачивается и тянет за собой, вынуждая бежать, пока они не оказываются на самом краю каменистого уступа, высунутым языком, нависающим над рекой. Прямо под ними бурлят и перекатываются волны, вода, сердито пенится, накатывая на песчаную отмель.