Теплый шоколад на десерт
Шрифт:
— Сам соси свой вонючий член!
— Джиллиан, фу как грубо, — гримаса, заменяющая улыбку, прыгала у него на губах, обнажая стиснутые зубы, щеки дрожали, глаза наполненные бешенством застыли, — Милая, Ли, — тебе нравится эта игра, — голос Майкл обрел гипнотические интонации, смягчился, стал тише, он поднял, и помимо торчащего дубинкой между ног члена, выставил вперед руки, совершая плавные пассы, — Тебе нравится ползать на карачках по полу, тебе нравится валяться у меня в ногах… Тебе нравиться сосать мой член…
Джиллиан не моргая, смотрела на его ладони, исполняющие завораживающий танец у нее перед лицом, длинные музыкальные
— Тебе нравится, когда я трахаю тебя беспомощную, когда стискиваю твое горло, и ты трепыхаешься в моих руках, задыхаясь. Нравится!
Последнее слово он почти выкрикнул, Джиллиан вздрогнула и отпрянула назад, судорожно глотая сухим ртом. Ей уже не первый раз после пленения удалось испытать на себе гипнотические способности Майкла. Если бы его таланты да направить в другое русло из него получился отличный психотерапевт. Она саркастически усмехнулась своим мыслям.
— Тебе нравится когда… — свистяще прошипел он, — Тебе нравится, что я…я в любой миг могу убить, но не убиваю…и ты подчиняешься мне…своему хозяину. Ползи сучка! — шипел он улыбаясь, — Ползи, ну ползи же, сука, ползи… это очень важно, ты обязана, слышишь…ползи!
— Нет! — Джиллиан выпрямила спину и перекрестила руки на груди, невероятно сложно сохранять гордый и невозмутимый вид, когда кандалы врезаются в натертую и кровоточащую кожу лодыжек, стоя на коленях перед измывающимся над тобой психопатом, но у нее получилось, что еще сильнее взбесило Майкла.
— Тебе нравится эта игра! — он вскочил на ноги.
— Я ненавижу эту игру, — спокойно отвергла его предложение Джиллиан, собрав остатки сил и храбрости, она замерла с гордо поднятой головой и, сузив глаза, смотрела в бледное, блестящее от пота и нервно подергивающееся лицо Майкла.
— Нравитсяяяя… — захлебнулся он восторгом, совершенно неожиданно для себя и Джиллиан выпуская тугую струю спермы, оросив ею сухие лепестки роз. Блаженно содрогнувшись, смахнул с лица пот, — Подлижи!
— Разбежался!
Джиллиан сгребла несколько лепестков и, стиснув их в пальцах смяла и швырнула липкие ошметки в оскаленную морду своего мучителя.
Майкл хохотнул, его зловещий смех эхом отозвался от высокого потолка и пустых стен.
— Моя храбрая и гордая Ли, — тихо, почти нежно проговорил он, и двинулся к Джиллиан, на ходу расстегивая пряжку ремня.
— Тебе нра—вится, — гнусаво тянул он, — Ты это любишь, — наклонился над ней, пропуская ремень между пальцев, — Это же так приятно, когда я… — он змеиным движением нырнул вперед и захлестнул ремень на шее Джиллиан. Перекрестив руки у нее перед грудью, скрипя зубами и отдуваясь, он все сильнее затягивал удавку, наблюдая, как медленно уходит жизнь из широко раскрытых глаз женщины. Джиллиан не сопротивлялась, понимая, что лишь продолжит время очередной пытки. Но ей не удалось совладать с руками, они сами собой вцепились в ремень, отчаянно царапая телячью кожу, и раздирая себе шею в кровь, она извивалась всем телом, пока свет не померк перед ее глазами и, обмякнув, она не упала под ноги Майкла.
В половине двенадцатого ночи, чувствуя себя совершенно разбитым, Кэл вернулся домой и обессилено рухнул на диван. Он откинулся на подушки и закрыл, зудящие от перенапряжения, глаза. Тоска и безысходность не оставляли его с того самого
Он сидел в гостиной, и стоило только открыть глаза, его взгляд сразу же натыкался на вещи Джиллиан. Удивительно как быстро его, их дом, наполнился милым женскими штучками. Один лишь глубокий вздох и Кэл чувствовал её запах, ощущал её присутствие так сильно, что почти слышал ее мелодичный теплый смех. Хотелось позвать её и увидеть, как она спускается по лестнице, сонная, такая очаровательно-домашняя с растрепанными волосами… Ощутить вкус её теплых губ и зарыться носом в грудь, впитывая цветочный аромат кожи.
Вдруг тишину разрезал звонок телефона. Кэл дернулся ответить.
Звонил агент Дилан.
— Никаких новостей? — тусклым голосом проговорил Кэл, одновременно спрашивая и отвечая.
Помолчав несколько секунд, ФБРовец сделал глубокий вздох и признался:
— Плохо. Лайтман ты накаркал. Агент Таннер не отвечает на вызовы. Определить нахождение его телефона не удалось. Его внедорожника нет в служебном гараже. Никто из его группы не видел его со вчерашнего утра.
На миг Кэл почувствовал такую непреодолимую ярость, что лишь сверхчеловеческим усилием сдержался и не швырнул «трубку» в другой конец комнаты. Именно он, этот ублюдок Таннер организовал похищение Фостер, никто и никогда не переубедит Кэла в обратном. Что он вытворяет с Джиллиан? Где её держит? Вот тебе и круглосуточная охрана ФБР, увели объект из—под носа и кто, один из своих. Хотя Кэлу всегда было сложно причислить Таннера к своим, как бы тот не примазывался.
— И что дальше?
— Наши оперативники два часа назад вскрыли квартиру Таннера, но там пусто. Правда, он оставил включенным телевизор, воду в душе.
— Как в дерьмовом шпионском боевике, — не скрывая злости, ответил Кэл.
— Сожалею.
В трубке щелкнуло и Кэл еще долго слушал короткие гудки отбоя, пока механический голос робота не проговорил какую-то заезженную фразу. И наступила тишина.
Поиски Дина продолжались всю ночь и следующий день, но не увенчались успехом. Целая бригада криминалистов провела несколько часов в его квартире, в попытках найти хоть какую-нибудь зацепку, но тщетно. Ничего, чтобы могло натолкнуть на мысль, где он сейчас прячется и куда отвез Джиллиан. Его фотографию и фотографию Фостер поместили на первой полосе все газеты, их показывали все новостные программы телевидения. И тоже безрезультатно. Как обычно море бессмысленных звонков и сотни людей, пожелавших за вознаграждение сообщить, что они видели похитителя и его жертву.
Людская глупость и жажда наживы выбешивали Кэла, но он внимательно выслушивал любую более-менее правдоподобную историю, очередного соискателя награды. Говорят же, что надежда умирает последней. Но время шло слишком быстро, и с каждым днем она все слабела и слабела. А Кэл ощущал, что все глубже и глубже погружается в пустоту.
Он уселся у противоположной стены на старое разваленное кресло, оно сменило разломанную им же в порыве гнева, кресло-качалку. Скрестил ноги, упираясь локтями в колени, и невидящим взглядом смотрел в разделяющее их пространство.