Теплый шоколад на десерт
Шрифт:
— Ты все сказала? — подозрительно вежливо и тихо поинтересовался Кэл, он замер, занеся ногу на первую ступень лестницы, не оборачиваясь. Потрясенный как точно определила и характеризовала Эмили его состояние, внутренний раздрай из которого никак не получалось выпутаться. Отчаяние, незащищенность, страх. Бешеное желание…
— Все, — зло бросила Эмили, и через секунду Кэл услышал грохот отлетевшего к стене и опрокинутого на пол стула.
— Эй! Мебель не ломай!
И шарахнул дверью в спальню так, что давно криво висящие часы с обиженным звоном упали ему под ноги и перестали тикать.
Почему в этой гребаной жизни неприятности наваливаются кучей. Зачем ему люди, которые стали нужными и важными настолько, что ответственность и желание защищать пересиливает все остальное?! Насколько
Он должен найти выход из положения и сделать это быстро. Найти и всё тут. Иначе дело кончится плохо.
Не снимая пальто, в изнеможении рухнул на постель, нащупал на тумбочке очки и открыл ноутбук, пристроив его на животе. Что ж Фостер, как всегда точна — в электронной почте обнаружил необходимый файл, подумал пару секунд, почесал зудящий, давно не бритый подбородок и переслал документ Торрес. Она умная девочка разберется, как поступить с данными.
— Так ты едешь или будешь массу давить?
От дочери так просто не отвяжешься, она же собрала в себе всё лучшее и худшее от родителей.
— Что-то голова болит.
Кэл постукал пальцем по лбу, а Эмили поняла, что в этот раз выиграла.
— Неплохо было и переодеться. Сними эти замызганные тряпки, — посоветовала она, не надеясь на положительную реакцию, но вдруг примет к сведению, и в ту же секунду получила ответ.
— Фостер, что вдовствующая королева, чтобы я выряжался, она испугается, увидев меня напомаженным, — отмел Кэл пожелание дочери.
Под беспокойным и внимательным взглядом Эмили Кэл снял очки и потер глаза.
— Что?
— Ничего! — Эмили развернулась и выскочила из спальни.
— Я поеду, поеду, — проорал он, скатился с кровати и выглянул в коридор.
— Когда! — раздалось с кухни, — Через сто лет?
Он расслышал её вздох. Женщины умеют вздыхать так, что этот вздох может означать решительно все. Из протяжного вздоха Эмили следовало, что он упрямый осел, и что жить с ним невозможно, но он особенный и ему прощается многое, потому что она его любит такого невыносимого.
Джиллиан медитировала, пробуя расслабиться. Она уже более получаса сидела посреди кровати, скрестив ноги по-йоговски и, прикрыв глаза. При этом она старалась не обращать внимания на солнечный свет, проникающий в комнату сквозь легкие шторы и на телефон, брошенный на покрывало, но так ни разу и не позвонивший за утро.
Она крепко сомкнула веки, порываясь изгнать напряжение, завладевшее её телом и разумом. Уж она-то умела расслабляться, когда надо. Иначе просто бы сошла с ума, ведя бесконечную борьбу с упрямством и эгоизмом Лайтмана. Правда, это было до новой встречи с Майклом или Дином. Черт бы его побрал! Сегодня она постарается не думать о нем, не смотря ни на что. Джиллиан скептически хмыкнула, сомневаясь в верности терапии. Саймон, её психоаналитик, вчера вечером во время очередного сеанса предложил ей испытать метод, именовавшийся «потоком сознания». Выбери время, сосредоточься и думай об этом ублюдке, припоминай все события, слова, сказанные им, советовал он. Может быть, настанет день, когда ты устанешь от всех этих переживаний и выбросишь их из головы. Не пытайся бороться со своими чувствами. Вместо этого анализируй их. Но разве возможно запихнуть под микроскоп эмоции и чувства, особенно когда они твои собственные?
А теперь… Джиллиан приоткрыла глаза, наблюдая за собственным отражением в зеркале, висевшем слегка наискосок от кровати.
Дин! Дин! Дин! Вот так сидеть и твердить его имя, выкрикивать его зло и ненавистно. Он был её мучителем — она избегала слова насильник — всего каких-то полтора месяца назад. И что с ним теперь? Он мертв, мертвее всех мертвых. Но каждую ночь приходит к ней и внимательно наблюдает. Ну почему я не могу выбросить этого Дина-Майкла из головы? Смогла же я заставить себя перестать думать о Джо. А ведь нанесенные им раны не менее болезненны. И он был еще тем уродом, каких поискать.
Джиллиан почувствовала, что начинает дрожать. Это была дрожь негодования. Она злилась на себя на свою бесхребетность, на свою зависимость от человека, который мучил её,
Отражение в зеркале внимательно следило за Джиллиан. Так и есть синяки под глазами. Соберись Фостер. Так больше нельзя. Вся эта ненужная нервотрепка отражается на ребенке, которого ты носишь. Ему нужен покой и довольная жизнью мамочка. А ты все истеришь.
Ребенок. Джиллиан избегала говорить о нем и старалась думать о своем интересном положении как можно реже. Пусть кто угодно считает её поведение обычным суеверием беременной. Но она до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, не веря свалившемуся на неё счастью. Все еще просыпалась по ночам в страхе, ожидая почувствовать боль, а под собой влажные от крови простыни. Четыре мучительных выкидыша за время жизни в браке с Алеком научили её быть недоверчивой и осторожной. Она положила ладони на живот, соединив кончики пальцев. У нее никогда не было плоского, впалого живота, столь модного среди женщин, следящих за собственным весом. Всегда присутствовала легкая округлость. Срок беременности еще слишком мал, чтобы появились видимые глазу изменения фигуры, разве что, живот стал более упругим, даже твердым. Джиллиан легонько надавила пальцами и усмехнулась. Ей до сих пор не верилось, что беременность, по словам, её гинеколога протекает удивительно гладко. Малыш такой нахальный и крепкий, и уже миновали критические для выкидыша одиннадцать недель. Джиллиан ловко распрямила ноги, соскочила с кровати и потянулась за халатом, собираясь пойти на кухню и съесть что-нибудь полезное. Она превратилась в настоящего облопыша, не прибавляя ненужные фунты. Бррр… С содроганием вспоминая прошлые беременности, когда лишь она мысль о еде вызывала гадкий приступ тошноты, сейчас она ощущала радостный подъем и довольство. Можно съесть кусочек зернового хлеба с толстым ломтем розовой ветчины и закусить остатками шоколадного кекса со сливочной глазурью. Вкусная еда хорошо отвлекает от терзающих мыслей.
Она едва успела сунуть руки в рукава халата, как раздался звонок в дверь. От приятного предвкушения не осталось и следа, нервно клацнув зубами, она потуже затянула пояс и торопливо вышла из спальни.
====== Часть 29 ======
Неловко дрогнула рука, и вписаться в крутой поворот удалось буквально чудом. Кэл резко сбросил газ и рывком остановил машину, она бедняжка клюнула передним бампером, со скрежетом процарапав по бордюрному камню, и покорно замерла прямо под осыпающим листья каштаном. Не выпуская руля из рук, Кэл подался вперед и преисполненный злого скепсиса, сквозь лобовое стекло рассматривал открывшийся идиллический пейзаж. Словно написанная маслом рекламная картинка, символизирующая американскую мечту, в которой обязательно есть в наличии симпатичный загородный «домик с садиком и всеми прилагающимися к нему прибамбасами». Полтора часа езды до Капитолийского холма, а какая потрясающая разница в «меблировке».
Нужный ему двухэтажный коттедж, стоял на пологом пригорке в окружении голубых елей и начавших желтеть и терять листву яблонь. Кэл не особо разбирался в породах деревьев, но догадаться мог бы любой идиот: среди раскидистой кроны на тонких веточках, оттягивая их вниз, и соревнуясь в яркости окраски с листьями, висели краснобокие яблоки. Такое шарахнет по башке, сразу новый закон отроешь, если мозги на место встанут.
Разглядывая кустики, травку и прочую природную дребедень, Кэл самым примитивным способом тянул время, размышляя о чем угодно только не о причине, по которой он притащился в этот сельский рай.
Но выковырнуть себя из машины никак не удавалось, задница, словно намертво приклеилась к сиденью, выпятив губы и ревниво морща нос, Кэл пялился на хатку, где последние полтора месяца обреталась Фостер. Черт побери, ЕГО Фостер!
Дом в меру просторный, выложенный из бежевого кирпича, с мансардой и опоясывающей второй этаж застекленной верандой — на ней так приятно попивать чаек теплыми летними вечерами и рассуждать о смысле жизни — выглядел раздражающе уютно и прянично красиво.
Припаркованный перед гаражными воротами агрессивный «майбах» как-то не вязался с пасторалью и бросался в глаза, раздражая блеском отполированного приземистого тела. Напоминая хищника, готового в любую минуту ринуться вперед.