Теплый ветер с сопок
Шрифт:
Ватник почти догорел, и долго надо было над ним согревать пальцы. Коляй спрыгнул на обочину и попросил:
— Полей бензинчику…
Затрещали волосы, запахло паленым. Коляй держал пылающие руки перед собой, а как только почувствовал жар, сунул их в снег. Романтик не сказал ни слова. «Соображает», — подумал Коляй, потому что ахать сейчас было все равно что давать пятак судье, отменившему смертный приговор.
— Значит, задешевился, говорят, как женился? — спросил Коляй, отцепляя трос.
Романтик в это время пробовал газовать и вслушивался в работу мотора. Он сразу оторвался
— Ты не думай, что я там… мало ли!
Не ответив, Коляй хлопнул дверцей и включил скорость. Романтик так и остался на дороге с виноватым лицом.
«Значит, говорят, — подумал Коляй, крепче сжимая баранку. — Ну что же!»
Накипевшая ржа оттиралась плохо. Если по-деловому, гайки эти нужно было бросить в кучу металлолома, а не отмачивать в керосине. Но Коляй все сидел на отлакированной шоферскими задами скамейке и упорно орудовал то наждачной шкуркой, то тряпкой, то самым надежным инструментом — ладонью. Гараж опустел, было хорошо слышно, как в дальнем углу переругивались двое новичков. Как правило, кто-нибудь задерживался после смены «подшаманить» в своей машине. Молодежь тем более. Эти, например, завалили самосвал в бадью, когда бетон сливали.
Машины в гараже замерли до утра. С теплом из их моторов сейчас уходили длинные километры… По дороге едешь — хочется тебе машину новую, какие навстречу попадаются; останешься со своей, старенькой, один в гараже — роднее ее нету: ведь столько передряг вместе пережили.
Дежурный слесарь выключил верхние лампы. В гараже стало мрачно и тоскливо, как в каталажке, и машины теперь казались одинаковыми. Хочешь не хочешь, надо идти домой — время вышло.
— Николай, погоди! — громко сказал с галереи завскладом Егоров.
Коляй подождал. Егоров подошел к нему, похлопал по плечу:
— Все работаешь, себя не жалеешь! Ватничек-то пообтерся… Вот тут полушубки получить надо, одной подписи не хватает. Тебе первому, а? Уйду — все меня вспомнишь…
Он сунул, не дав развернуть, бумагу в карман Коляю, прихлопнул сверху рукой и сказал:
— Давай в управление, пока совещание не закончилось!
Коляй раздумывал, идти или нет. Егоров раньше никому не доверял бумаг на получение. В это время мимо проходил Трофимов, он тоже оставался «шаманить». Посмотрел на Егорова, на Коляя и усмехнулся. Коляй решил: пойду из принципа. Если бы он знал, каким боком этот принцип ему обернется!
Контора управления находилась далеко от гаража: надо подняться на пригорок, пройти через лесок и мимо столовой. Коляй шагал и думал, неужели на всех стройках выдачей полушубков ведает высшее начальство?
В дверях управления он неожиданно столкнулся с Петровичем. Тот поздоровался и посмотрел искоса:
— Дело какое или так?
— Так, — сказал Коляй.
Он попал как раз в перерыв. Кучки людей стояли на лестничных площадках, и дым над ними висел клочьями. С одного конца слышалось: «Вместо семи операций на укладке — две! Развариваем каркас, так…» В другом спорили: «Да, транспортный туннель образцовый, хотя забой там обуривали за два часа»; «Ну, Полуянов не слышит! А подводящий тогда что?» Кто-то горячо доказывал сразу нескольким собеседникам:
Коляй слабо разбирался в этих каркасах и ядрах. Ему показывали что куда возить, он возил. В своем деле толк знал. Подал рацпредложение чаще чистить воздушные фильтры для экономии горючего, за что имел благодарность. Возьми бетонщика или сварщика, даже такого, как Пронькин, он тоже в своем деле разбирается, а в шоферском ни бум-бум. На своем месте что-то делаешь — незаметно, вроде ничего вокруг не меняется, все по-старому. Потом смотришь — туннель готов, бетонный завод готов! Душа и радуется.
В управлении строительством Коляй появлялся редко, избегал заходить и когда нужно было. По коридорам здесь ходили красивые гордые женщины, в кабинетах за бумажками сидели здоровые мужики. Что-то во всех них было общее и непонятное. Даже в толпе на футбольном поле можно отличить: «Этот из управления!» Они не стеснялись обниматься на виду, могли чертить на дороге палочкой, громко споря о каких-то бьефах, а потом, не обращая внимания на идущую машину, сесть на чертеж и засмеяться: могли, как рассказывали девчата из сберкассы, всю получку отдать в фонд мира. Они не походили на привычных Коляю людей, и к ним он относился осторожно.
Кого надо Коляй нашел, подпись получил, но снова не посмотрел в бумагу. А на улице его ждал Петрович.
— Курил, воздухом дышал, — пояснил он. — Хорошо!
Они пошли вместе. Сначала молчали, потом Петрович поинтересовался его житьем-бытьем.
— Ничего, — ответил Коляй. — Ждем квартиру.
— Ну-ну, — неопределенно сказал Петрович.
Коляй подумал — насчет общественных нагрузок укорять будет. Но тот промолчал, потом остановился закурить папиросу. Коляй тоже закурил.
— Совсем весна. Чувствуешь, ветер влажный? Пойдут грузы из нагаевской бухты, только спину подставляй…
И без ветра было ясно, что потеплеет. Дорога блестит, ветки на деревьях обледенели. Сейчас куропатки стаями на осыпи выходят, будто, знают, что охотничий сезон кончился.
— Я вот о чем, — продолжал Петрович. — Скоро трассу паводком зальет, зимники поплывут, а у нас молодежь…
И он заговорил о новичках, не нюхавших Севера, о сорвавшемся в бадью КамАЗе, о местных условиях. Потом спросил:
— Как, примешь бригаду?
Сначала Коляй растерялся, хотя мыслишка такая давно мелькала. А что — классность повысили, аварий нет. Чтобы скрыть свои чувства, он начал говорить, что он не комсомолец, а должность ответственная, что в гараже и более сознательные активисты есть.
— Будь ты комсомолец, я бы без разговоров приказ на стенку, — хмыкнул Петрович. — А насчет активности поднажми. Профорг вон жалуется на тебя!
Коляй уже пожалел, что начал ломаться — ведь повышение, притом по-человечески предлагают. Но услышал, что жалуется Полтора Оклада, с которым он за руку не здоровался, и его зацепило за живое.
— Конечно, активные у нас — пример! А кто вкалывает, пока они по собраниям шастают да красивые слова говорят? А где были эти профорги, когда… Вы в то время — тоже бы с ними обнимались?