Теплый ветер с сопок
Шрифт:
У Коляя замерзли ноги, и он сел перемотать портянки. Промокли обе пары — вода сочилась из щелей скалы, а отсыревшие валенки жали. Парень посмотрел, как он растирает ступни, и посоветовал снять одну пару портянок — ноге будет свободней и она перестанет затекать. Как только первая пара на ветерке высохнет, надо согреть ее на животе и надеть, а мокрую просушить.
— Я больше в унтах привык, — как бы извиняясь, сказал Коляй. — В машине валенки не того…
— А нам только валенки выдают. Рвутся как черти! — махнул рукой парень.
Коляй сначала считал, что тот
— Ты из итээр, что ли, что про плотину так хорошо все знаешь?
— Бери выше, — засмеялся парень. — Моими руками ГЭС начинается, моими и заканчивается!
— Это как? — не понял Коляй.
— Так, — начал объяснять парень. — Сначала на створ приходит кто? Изыскатели. Потом взрывники скалу рвут, потом механизаторы грунт убирают, потом строители бетонные работы производят, потом Гидромонтаж, Гидроэлектромонтаж — установка разных систем. А Гидроспецстрой, он вместе со всеми работает, от нуля до единицы. Без нас тайга и останется тайгой, только изуродованной.
— А-а, — протянул уважительно Коляй.
Парень ему понравился: таких, которые за свое дело постоять могут, он уважал. С ними и работать, и говорить приятно. Но об одном Коляй не забывал ни на минуту. Выбрав момент, он осмелился и как можно более равнодушно спросил:
— А с Людкой ты чего? Из-за квартиры? Ведь она вроде это… коза…
— Дурко ты, — сказал парень.
Коляй промолчал. Они отнесли несколько носилок, и парень повторил:
— Признаешь, что ты дурко?
— Признаю, — ответил Коляй и вздохнул. — Перекурим?
Они еще говорили о плотине, о жизни. Коляй — не переставал удивляться: работяга, а иного начальника за пояс заткнет. Но с утра поднявшееся настроение почему-то упало. Будто проходящая машина обдала его горящими фарами на затерянной в глуши ветке и умчалась, гоня перед собой расплывчатое колесо света. Он стоит один во тьме, а в памяти маячит и не дает успокоиться мелькнувшее за ветровым стеклом лицо. И хорошо знаешь, что никогда не догнать тлеющие далеко в темноте угольки стоп-сигналов…
Когда снег вдоль дымящейся, просыхающей под солнцем трассы посерел и покрылся дырами, будто кто его палкой истыкал, когда кедровый стланик начал разгибаться и на северных склонах сопок, когда самые рисковые шоферы стали глушить двигатель в оставляемых на улице машинах, в это время погиб Романтик.
Вся стройка жила в те дни одним: успеть до паводка поставить цементационную потерну поперек Колымы и засыпать низовую часть плотины грунтом до запланированной отметки. Бетонщики установили паровой котел для прогрева бетона прямо внутри потерны, они же ухитрились возводить одновременно ее второй и третий ярусы. Зашевелились, заскребли
А начальство глядело еще дальше — в те времена, когда на много километров вокруг разольется Колымское море. Чтобы успеть взять из окрестных долин россыпное золото, получали со стройки горняки приисков в аренду буровые станки, бульдозеры, компрессоры и многое другое, без чего невозможна добыча полезных ископаемых.
На зимниках поверх льда потекла вода. Местами она скапливалась в лужи, полностью скрывая наезженную колею. Романтик сам вызвался в рейс в отдаленную старательскую артель. Как обычно, самый короткий путь в глубинку лежал по зимнику. Перед самым выездом на берег лед у него под передними колесами провалился и машина торчком вошла в воду. Дверцу Романтик открыть не мог, опрокинувшийся буровой станок сразу же смял кабину в гармошку.
Коляй в тот день работал на подсыпке перемычки. Русловый котлован, в котором строилась плотина, прикрывался вверх по течению перемычкой, которая отводила Колыму в сторону от постоянного русла — в подземный туннель. Всех паводковых вод, по расчетам, туннель пропустить не мог, решено было дать пройти воде поверх потерны, но до завершения ее строительства путь реке в котлован должен быть прочно закрыт.
МАЗ приседал, иногда даже отрывал от земли передние колеса. Валуны рушились из кузова вниз, в воду, выбивая друг из друга искры. Высыпав груз, Коляй отъезжал, уступая место бульдозеру. Потом ехал к экскаватору, принимал в кузов новые ковши грунта, и все начиналось сначала. Подъезжая задним ходом к краю перемычки, Коляй выглядывал из кабины, и бульдозерист подавал знак — дальше нельзя.
«Хороший парень, — подумал Коляй. — Другой, видит, как грунт под колесами ползет, да не говорит». Бульдозерист и сообщил ему о Романтике после обеденного перерыва.
Вернувшись со смены, Коляй сел за стол и стал думать. Валентина о чем-то спрашивала, он не слышал. Очнулся, когда совсем допекла:
— Чего?
— Родной матери денег послать не может! Мало, что я за тебя ей письма пишу?
Чем больше у Валентины становился живот, тем громче она ругалась. Коляй вздохнул, снял с вешалки куртку.
— Ты куда? — настороженно спросила Валентина, отложив недоштопанный носок.
— Надо, — сказал Коляй.
В ушах его весь вечер звучали слова Колбасина, сказанные в гараже: «Я обсказал, как надежнее, а он: «Ну да, такой крюк. Проскочу!» Побежал начальнику доказывать, что, мол, его люди ждут. На то и люди, чтобы ждать! Из-за железки башку сломал…»
Романтик не знал, что если на зимнике выступила вода, значит, во льду появились промоины и трещины. Не знал, что останавливаться на таком льду еще опаснее, чем по нему ехать. А Коляй знал. Но ехать вызвался Романтик, у которого через день протыкались шины; который не мог отличить, когда двигатель работает нормально, а когда «двоит»; который дал слово обязательно совершить в жизни подвиг…