Теплый ветер с сопок
Шрифт:
— Не обнимался бы, — спокойно ответил Петрович, — поступал бы по долгу. А кому и что велел тогда долг — другой разговор. Ты сам — почему за Пукова на собрании проголосовал?
На этом они расстались. Коляю нечего было возразить: действительно, на собрании тянул руку вместе со всеми, лишь бы его самого не трогали.
Он пришел домой, не стал ужинать и сразу лег лицом к стене. Так и не повернулся к суетившейся вокруг него Валентине.
— Завтра всем явиться по-теплому и в верхонках! — с утра объявил Полтора Оклада.
— Зачем еще? — перестал полоскать
— Ты что, читать не умеешь? — Полтора Оклада важно ткнул пальцем через плечо. — Я русским языком написал: «Субботник».
— Была нужда бесплатно горб гнуть, — пробурчал Колбасин.
Коляй пришел из рейса, и на другой день ему полагался выходной. В день рождения Ленина — о чем разговор, вся страна работать выходит. А тут ни с того ни с сего…
— Головой кто-то не подумал, а теперь нашим пупом дыру затыкать, — произнес за спиной один из шоферов.
Романтик стоял рядом с раздутыми ноздрями. «Тебя-то хлебом не корми…» — подумал Коляй. Завскладом Егоров тоже почувствовал, что Романтик сейчас начнет скандалить. Он похлопал его по плечу:
— Мы, шоферня, никогда не подводили коллектив. Раз надо — сделаем! — и подмигнул Коляю.
После случая с бумажкой Егоров стал ласковым: не обращая внимания на косые взгляды, подбрасывал Коляю то одно, то другое. А тому взгляды недовольных вовсе до фени, спокойно выбирал, что требовалось для машины. Однако обещанный полушубок Егоров выписывать не торопился.
Шоферы, постояв возле объявления, группками разбрелись по гаражу. Коляй остался один. Вздохнул тяжело и полез в кабину вздремнуть немножко.
…Сначала было не разобрать, кто, что и где делает. Автобусы несколько раз выплескивали свой груз, и теперь котлован от края до края кишел людьми в нейлоновых куртках, ватниках, брезентовых робах. Потом все образовалось: толпа разбилась на бригады, а бригады на звенья — кто взялся за носилки, кто за лопаты, кто по-муравьиному уткнулся в землю и прямо руками зашарил перед собой. Муравьи работают несознательно, здесь же сообщили: идет зачистка основания будущей плотины. Чтобы поставить цементационную потерну — полую сердцевину плотины, надо вымести все до последней соринки.
Вчера еще на этом месте КП заставил Коляя переждать взрыв. Он стоял и слушал жалобы бурильщиков на воду в скважинах. Сегодня отведенная Колыма бурлит где-то под Черным гольцом, и вместо валунистого дна под ногами голая щербатая скала. Ударь по ней — звук глухой, будто из середины земного шара.
— Если до паводка потерну не поставят — хана! На год пуск тормознется, — пояснил Коляю напарник по носилкам.
Он был здоровым парнем, но уж больно часто присаживался отдохнуть. «Повар небось, — подумал Коляй. — Гидростроитель!» Сам он так делать не любил. Отдыхать так отдыхать, а работать, чтобы спину заломило. И не пожалел, когда парень замахал кому-то рукой и убежал, оставив Коляя возле полных носилок.
Только он почесал в затылке, как за деревянные ручки схватился другой парень, в подшлемнике на шнурках, которые носят проходчики. Новый напарник поднял голову, улыбнулся,
Вяло опрокинул Коляй носилки раз, другой. Парень полюбопытствовал;
— С похмелья, что ли?
— Почему? — обиделся Коляй.
Пришлось забегать побойчее, просить накладывать больше. Парень довольно заметил:
— Другое дело! Бетон на скалу крепко сядет — плотину не сорвет!
Понемногу Коляй перестал обращать на него внимание. Работа в котловане шла сбоим чередом. Грунт сметали в кучи, лопатами его нагружали в носилки и сбрасывали в еще большие кучи, а их увозили самосвалы.
Неподалеку метлой орудовал Романтик. Здесь тоже говорили о паводке, и Романтик произнес: «Да, оттепель может сыграть злую шутку…» Кто-то засмеялся, а Романтик предложил:
— Давайте споем песню!
Коляй тоже чуть не засмеялся — в детском саду, что ли! И тут, словно в ответ, на другом конце котлована девичий голос запел:
На синих сопках приютились облака, А рядом дремлет синеглазая река. Так хороша ты, Колыма, и потому нас не ревнуй, Что вспоминаем мы суровый наш Вилюй!Там же несколько человек подхватили:
Зачем Кавказ, зачем далекие края, Когда нам в окна смотрит сопка Чиганья, А у ручья Анманычан играют мишки по ночам И стланик машет первым солнечным лучам.В другом месте запели другую песню:
Горы синие вокруг, небо синее, Даже речка Колыма в синем инее!Коляй оглянулся — пели уже все вокруг. Он видел на Колыме места покрасивее, чем створ, шоферская судьба куда не забрасывает. Он знал, что многие на створ попали впервые. Ему сейчас нравилось, что и повара, и проходчики, и летчики гордятся тем, что они — колымчане.
Он тоже начал мурлыкать под нос, — без слов, он не знал. Потом сказал:
— На Анманычан я грунт возил для экспериментальной плотины.
— Там все в порядке, — кивнул парень. — На датчиках без отклонений.
Они разговорились. Говорил-то в основном парень. Коляй молчал или поддакивал. Парень рассказывал, что в котловане у взрывников был отказ, но они сообразили, как убрать тонну невзорвавшейся селитры; что бурильщикам не хватает сжатого воздуха; что теплоход с цементом для плотины затерло льдами, приостановлена закачка раствора с бентонитовой глиной в трещины речного дна и что для пуска первого агрегата необходимо закончить четыре объекта: водосброс на правом берегу, машинный зал в Черном гольце, камненабросную плотину и водоприемник.