Терновая цепь
Шрифт:
Всю обратную дорогу до Института Люси рыдала, поэтому когда она наконец пробралась в дом и поднялась в свою комнату, то обнаружила, что волосы примерзли к щекам и в них поблескивает соль.
Как могла, она привела себя в порядок, надела чистую ночную рубашку и села за письменный стол. Слез больше не было; только ощущение потери и тупая боль после ссоры с Корделией. Ей не давало покоя сознание собственной вины. Да, она скрывала от всех свои отношения с Грейс – дружбу, сговор, неважно, как это называть; она скрывала
И все-таки. Корделия тоже не была с ней полностью откровенна. Во-первых, она так и не сказала, что именно испытывает по отношению к Джеймсу. При обычных обстоятельствах Люси охотно согласилась бы, что это ее не касается, но сейчас она не могла оставаться в стороне. Она любила своего брата. И всякий раз, когда Корделия была холодна с ним и Люси видела в глазах Джеймса смертельную тоску, ей хотелось кричать.
Раньше, столкнувшись с проблемами, она хваталась за перо, и творчество помогало ей обрести душевное равновесие. Но после возвращения Джесса в мир живых она не написала ни строчки. Вдохновение покинуло ее. А сегодня ей мешало другое; она снова и снова слышала слова Корделии: «Ты живешь в выдуманном мире, среди своих романтических историй». Как будто это было преступлением.
Люси откинулась на спинку стула.
– Я не знаю, что мне теперь делать, – произнесла она вслух, ни к кому не обращаясь. – Просто не знаю, и все.
– Можешь вызвать мертвых и приказать им решить твои проблемы, – прошептал знакомый голос. Джессамина, призрак, живущий в Институте, сидела на платяном шкафу Люси, разложив вокруг себя пышные полупрозрачные юбки. – Ты ведь всегда так поступаешь, верно?
Люси негромко застонала от досады.
– Я уже извинилась перед тобой, Джессамина.
Это была правда. Когда Люси, впервые после возвращения из Корнуолла, осталась одна в своей комнате, она произнесла длинную искреннюю речь, в которой просила у призраков прощения за то, что вызывала их к себе против их воли и отдавала им приказания. Когда она закончила, раздалось весьма продолжительное шуршание; она была уверена, что Джессамина все слышала.
Джессамина сложила на коленях полупрозрачные руки.
– Твое могущество слишком опасно, Люси. Даже в руках разумного существа оно способно наделать бед, а ты – наименее разумное существо из всех, кого я знаю.
– Тогда ты будешь рада услышать о том, что я не намерена им больше пользоваться.
– Этого недостаточно, – тряхнула головой Джессамина. – Допустим, ты не планируешь применять его снова, но ведь в этом-то и заключается проблема с могуществом, верно? Всегда найдется причина сделать исключение – всего один разочек, последний. Нет, ты должна от него избавиться.
Люси открыла рот, чтобы спорить, но промолчала. Ей отчего-то стало неприятно, но она подумала, что Джессамина, вероятно, права.
– Я не знаю, как это сделать, – вполне правдиво ответила она.
Джессамина недовольно наморщила нос и уже собралась эффектно удалиться, пройдя сквозь стену.
– Постой, – окликнула ее Люси. – Скажи, фраза «они пробуждаются» для тебя что-нибудь значит?
– Естественно,
Люси притушила колдовской огонь, поднялась из-за стола и взяла халат.
– С меня довольно, – объявила она. – Я иду к Джессу.
– Ты не можешь так поступить! – Возмущенная Джессамина последовала за Люси в коридор. – Это неприлично! – кипела она, совершая кульбиты под потолком. – Молодой леди ни при каких обстоятельствах не следует оставаться вдвоем с молодым джентльменом в его спальне!
Люси строго произнесла:
– Судя по тому, что я слышала от своих родителей, ты, будучи незамужней девицей, не раз выбиралась из Института, чтобы повидаться с неким джентльменом, причем по ночам. А потом оказалось, что это мой дядя, перешедший на сторону врага. Чего ни в коем случае нельзя сказать о Джессе.
Джессамина ахнула. И ахнула снова, когда дверь комнаты Джесса отворилась, и он выглянул в коридор, очевидно, привлеченный шумом. На нем были только брюки и рубашка с закатанными рукавами, открывавшими прекрасные руки.
– Вы же были призраком, – пробормотала ошеломленная Джессамина, хотя Люси была уверена, что ей известно о возвращении Джесса. Однако она понимала, что институтского призрака должна была потрясти эта неожиданная встреча с ним как с живым человеком.
– Люди меняются, – мягко произнес Джесс.
Джессамина, видимо, сообразив, что Люси не собирается отступать от своего скандального плана и войдет в спальню Джесса, пискнула что-то и исчезла.
Юноша все это время придерживал дверь; Люси нырнула под его руку и вдруг вспомнила, что ни разу не бывала в этой комнате с того дня, когда Джесс выбрал ее. Тогда они зашли сюда в компании ее родственников.
Комната еще была безликой, поскольку у них не было времени оживить ее: стандартная институтская спальня с платяным шкафом, письменным столом, шкафчиком для книг и кроватью на четырех столбиках. Тем не менее Люси увидела кое-какие личные вещи. Пиджак, который Джесс надевал сегодня к ужину, висел на спинке стула. Несколько книг на ночном столике. Меч Блэкторнов, из Святилища, у стены. Золотой гребень Люси, который он взял у нее в качестве сувенира после вечеринки у Анны, занимал почетное место на туалетном столике. Ей казалось, что после того эпизода прошло несколько лет…
Девушка упала на кровать, пока он запирал дверь на засов. Разумеется, Джесс закрылся изнутри – он всегда чувствовал, когда Люси необходимо было побыть одной, или вдвоем с ним, и хотел, чтобы она чувствовала себя в безопасности.
– Что-то случилось? – спросил он, обернувшись.
– Я поссорилась с Корделией. Это было ужасно.
Джесс молчал. Она подумала, что, по сравнению с событиями последних недель, ее проблема представляется ему сущим пустяком. Он так и стоял у двери, и девушка видела, что он взволнован. Они впервые остались наедине в его комнате, а она не предупредила о своем появлении.