Терновый венок надежды

Резниченко Ольга Александровна

– Ты вернулась.

Молчу...

– Я знал. Я верил...

– Тома...
– жалобно прошептала, тая в буре непонятных, смешанных с радостью и страхом чувств.

– Благодарю. Благодарю, что простила.

(тяжело сглотнула, молчу)

– Знаю, что я этого не заслужил. Но я рад. Очень рад. И если когда-нибудь смогу, то выполню всё, что пожелаешь. Я готов платить по счетам.

***

Прошло еще несколько месяцев, прежде чем Тома смог самостоятельно двигаться. Нет, в нем не было больше прежнего Томмазо. Не было. Хотя порой мне казалось,

что внутри его уже вообще никого не было. Все умерло, оставив пустую оболочку...

Все последующее было исключительно его решением.

Де юре и де факто собственником прежних земель рода д'Эсте путем дарения стал Энцо.

Многие другие, полученные нечестным путем, угодья, что еще не успели вернуться к своим прежним владельцам, были проданы оным за символические суммы, а вырученные средства, в свою очередь, - розданы беднякам.

Остальное все планировал пожертвовать монастырю, в который после дальних скитаний по миру, собирался отправиться, избрав путь аскета и смиренного.

– Есть еще одно незаконченное дело, Витти. Ты со мной?

Молчаливо кивнула и улыбнулась.

***

Ранним утром, как и условились, в день его отъезда мы встретились недалеко от ворот Неаполя.

– Я боялся, что ты не придешь.

– Как же так? Мой Тома и без меня.

Ухмыльнулся.

Коротко остриженный, тусклые, замученные глаза, лицо побитое первыми морщинами... Серая, простецкая, льняная длинная туника и такой же мешок через плечо с пожитками. Его было трудно узнать с той нашей первой встречи. Поразительные перемены... Совсем другой человек. Но это был человек, а не животное, кем он просаживал свою прежнюю жизнь.

Шаги по тонкой тропинке высоко на холм, а затем резко вниз... извилистой гадюкой. Через лесок и снова на холм.

Прошло не мало времени, прежде чем мы оказались перед побитым временем темно-серым, с немного покривившейся крышей, домом, что стоял на отшибе небольшой деревушки.

– Здесь живет ее семья, - вдруг изрек Тома и замер у двери в нерешимости.

(молчу, заледенев в догадках)

– На Искье она работала и жила у двоюродной тетки. А здесь, здесь она взросла... и меня, на беду свою, повстречала...

– Баттиста, - едва слышно шепнула я.

Несмело закивал головой и опустил взгляд в землю:

– Баттиста...

Глава 20. Прощание

***

Глубокий вдох - его, мой. И обрушил кулак на деревянное полотно. Уверенный стук - замерли.

Тягучие мгновения - и вдруг послышалось за дверью шарканье, тихий кашель. Щелкнул затвор - и отворилось чистилище...

В комнате собралось немало людей: взрослые (хозяева угодья), их дети (трое девочек, лет семи-десяти; юный молодой человек лет двадцати), старик и пожилая женщина, которую привели под руку. Взгляды судей уставились на нас, выжидая раскаяния.

Побелел, посинел Тома и, казалось, забыл, как дышать. Тягучие мгновения - и вдруг глубоко вздохнул. Взгляд прямиком в глаза своей ответственности и злодеяниям.

– Я думаю,

вы уже догадались кто я.

– Догадались, синьор, - не торопясь, но все же ответил мужчина, глава семьи.
– Простите, что сразу не признали.

Быстро все склонили головы.

– Не надо, прошу, - вдруг дернулся Тома, невольно махнув рукой, словно желая согнать пелену прежней своей жизни.
– Прошу, - уже более сдержано повторил.
– Я пришел с миром. Я хочу раскаяться. Я виноват. Если бы только мог вернуть всё, то... никогда бы больше не врывался в жизнь Баттисты. Мне стыдно за ту клевету, которую обрушил на нее. За все те беды, что принес. Стыдно, но знаю, что нет мне прощения. Хотя, все равно прошу...

Живите на своей земле, а теперь она ваша и только ваша, сколько угодно и поступайте с ней, как захотите. Я виноват - и понесу свое наказание. Прошу прощение.

Резкий разворот, и не дожидаясь слов хозяев, вердикта, быстро направился к выходу. Вдруг замер возле молодого человека, вытащил из кармана сверток бумаг и ткнул ему в руки:

– Я верю, что распорядитесь мудро.

Еще шаг - и выскочил из дома наружу.

Едва ли не срываясь на бег, быстро устремился по тропинке на холм.

Бросилась я за ним.

– Стой!

(замер в сомнениях, а затем все же неспешно обернулся)

– Тома...

(подошла едва ли не вплотную.)

Но то, на что не осмелилась я - завершил Томмазо. Шаг ближе. Душа к душе.

Истомно прикрыл веки.

Повторила и я за ним, замерев в ощущениях. Казалось, я чувствовала его дыхание на своих губах.

– Прощай, Виттория. Прощай... , - тягучие мгновения тишины, и вдруг продолжил.
– Благодарю тебя за то, что появилась в моей жизни. Благодарю... за то, что изменила меня. По-моему, я только сейчас стал чувствовать себя живым, настоящим.

Я тебя никогда не забуду.

(и вновь тишина, замершая в темноте переживаний)

– Прощай, - едва слышно прошептала я... (все еще боялась распахнуть веки)

– Прощай.

дуновение ветра...
– и послышались шарканье гальки, отдаляющиеся шаги.

Стремительный взгляд вдогонку - тихая, мягкая поступь, исчезающего навсегда из моей жизни... Томы.

И вдруг на душе вместо боли расставания стало так просто, легко. Светло и нежно.

Чувства отступили.

Я стала свободна. Наконец-то свободна. По-настоящему свободна. Хоть и опять одинока...

– Прощай, - еще раз невольно повторила и отвернулась, пряча свои невидимые слезы, такие же невидимые, как и я... сама.

Глава 21. Тяжелый путь

– Спасибо тебе дочка, спасибо за всё.

От этих слов меня подбросило на месте. Резкий разворот и уставилась на стоящую за моей спиной пожилую женщину.

Узнала. Та самая старушенция из дома Баттисты.

– Вы меня видите?
– едва ли смогла я изречь, справляясь с шоком.

Ухмыльнулась та. Сильнее облокотилась на свою палицу и подалась немного вперед, ко мне ближе, вкрадчиво, словно тайну, шепча свои слова: