Террариум черепах
Шрифт:
был Художник, но, видимо, я ему нужна не была. Что ж,
открытие неприятное, но я с этим справлюсь.
Увидев, как Володя заигрывает у бара с какой-то
миловидной особой, я дошла до точки кипения и,
торопливо со всеми попрощавшись, свалила оттуда.
На улице я останавливаюсь, несколько раз глубоко
вздыхаю и только сейчас вспоминаю, что у меня нет
телефона. Такси-то я заказывала с Иркиного домашнего.
Возвращаться
мне не хочется. Ладно, не страшно. Я помню дорогу,
хорошо знаю город, я дойду пешком. Я снова глубоко
вздыхаю, достаю из сумки Иры сигареты, денег на которые
заняла у Веры, закуриваю. Дверь клуба открывается.
– Ты уходишь? - спрашивает Художник и закуривает.
Я киваю. - Почему?
– Когда пробьёт полночь, карета превратится в тыкву,
а я в то, что ты видишь обычно.
– Ань, прости меня, - виновато произносит он.
– Ой, да ладно, всё нормально.
Я действительно не обижаюсь на Художника. Я
расстроена, немного разочарована, но никакой обиды или
злости.
– Может, подвести тебя?
– Не надо. Я такси вызвала.
До дома я добралась за полтора часа. Удивительно,
как я ещё не напоролась на какого-нибудь маньяка или,
может, насильника. Замёрзла дико, ног вообще не чувствую.
Нечего было пялить капроновые колготки в минус десять.
Подходя к нашим воротом, вижу, что в окнах горит свет.
Твою мать. Твою. Мать. Твою. Мать!
В критических ситуациях я соображаю быстро. Итак,
моя мама знает, что меня посреди ночи нет дома. Но
она не знает, где я была. Но может проверить. Значит,
мне нужна такая ложь, чтобы в ней была доля правды,
минимум приплетаемых людей и выдуманных событий.
Я достаю из Ириной сумки всё содержимое, рассовываю
по карманам куртки. Саму сумку выкидываю подальше от
дома. Будем надеяться, Ира мне это простит. Затем беру
влажные салфетки, которые были в сумке, (спасибо Ирке!),
наспех вытираю макияж. Расстёгиваю куртку и подкатываю
платье до талии. Куртка у меня длинная, но недостаточно,
чтобы закрыть платье полностью. В конце концов, могу
сказать, что надела первое, что попалось под руку. Глубоко
вздыхаю, открываю ворота, затем входную дверь.
– Что ты сказала матери? - спрашивает Ира, отвлекая
меня от заучивания параграфа по истории.
– Сказала, что у тебя депрессия из-за развода родителей,
и я не могла оставить тебя в такой период, - бормочу
я, не отрывая
– Но мне же плевать.
– Она-то об этом не знает, - отвечаю я и всё-таки
поднимаю голову. - Она тебе звонила?
– Да, но я не взяла трубку.
Радуясь сообразительности Иры, я киваю.
– Как Художник? - небрежно спрашивает она.
Я, словно струсив смотреть на Ирку, опускаю голову
и, вперив взгляд в учебник, так же наигранно небрежно
отвечаю:
– Хрен с ним. Хватит уже убиваться из-за непонятно
кого.
– Что это значит? - уже не скрывая интереса,
интересуется Ира.
– Это значит, что мне пора перестать общаться с ним.
И вообще перестать вести себя, как героиня романов,
которые читает Вера. Макс, Володя, Володя, Макс. Пора
заканчивать.
– Вот! - восклицает Ирка, я даже вздрагиваю. -
Наконец-то! Анька вернулась! Аллилуйя!
Я усмехаюсь. На самом деле, я вовсе не разделяла
энтузиазма Ирки. А говорить вслух то, что только что
сказала, оказалось ещё неприятнее, чем думать об этом.
Вера с Максом зашли в класс одновременно. Может,
они и в туалет вместе ходят? Хотя, в принципе-то, какая
разница, главное, чтобы Макс был счастлив, а Вера не
знала, что он сохнет по Белле. Перед тем, как разойтись
по разным рядам - рядам! - они поцеловались. Мы с
Иркой переглянулись.
– Девчонки, я Макса решила отучить от курения, -
докладывает Вера, усаживаясь за парту. - У меня почти
получилось.
Мы с Ирой вновь переглядываемся. Ирка дёргает
бровями. Я слегка усмехаюсь.
– Главное, чтобы Макс был счастлив, - роняю я.
– Это же замечательно, Вер, - изрекает Ира. - Серьёзно,
ты молодец. Курение - это же так вредно.
Я вижу, что Ира с трудом удерживается от того,
чтобы не заржать, а Верка стёба не замечает. Улыбается
и кивает. Мы с Иркой снова переглядываемся и незаметно
усмехаемся.
На втором уроке Ирка почему-то не появилась.
Это искусство. Арина Викторовна курит в форточку прямо
на уроке. С тех пор, как они с Фирсовым развелись,
она всегда такая. Выглядит ужасно, одета в чёрт-те-что,
волосы в беспорядке, на каждом уроке молчит. Мы теперь
конспекты по учебнику пишем. Оценки ставятся автоматом,
и, я уверена, наугад. Да что там, урок рисования тоже
проходит не ахти. Нет, Альберт Николаевич не молчит