Территория отсутствия
Шрифт:
— Напомню, — охотно согласился Егорин. — В пионерском лагере, двадцать лет назад. Только тогда мы не переходили на «ты», начинали с этого. Не помнишь? А я тебя не забыл, Маша Бодун. Хоть и времени столько прошло, и изменилась ты очень, но я все равно тебя узнал. Сразу, как только увидел. Даже сам удивился. Где ж ты раньше-то была, Машка?
Она решила не рядиться в тогу лицемерки.
— Я тоже тебя узнала, правда не сразу.
— Послушай, Маш, завтра — Новый год. Давай его встретим вместе. Вдвоем, только ты и я. Не случайно же мы с тобой столкнулись через
— А жена будет одна?
— Ирка знает, что меня могут задержать дела. Она привыкла.
— Но я не привыкла.
Егорин разжал пальцы, отступил на шаг и прищурился:
— Уверена?
— Абсолютно.
— А вдруг я чем-нибудь пригожусь?
— Ты не золотая рыбка, я не старуха.
Он окинул ее оценивающим взглядом.
— По-моему, ты перепутала роли. Ну да ладно, забудем. Будем считать, что мы познакомились только сегодня. Надеюсь, увидимся вечером. Ты ведь не откажешь нашему гению в моральной поддержке, придешь отметить открытие выставки? Кстати, я наблюдал за вами. Кажется, из-за тебя Антон впал в транс, — наблюдатель ухмыльнулся. — Похоже, я с ним оказался в одной упряжке.
Волоча за собой остроносого оператора с телекамерой, к Егорину подскочила бойкая девица в черном костюмчике и затараторила:
— Господин Егорин, не могли бы вы поделиться с нашими зрителями мыслями о выставке? Чем привлекло вас творчество молодого петербуржца Антона Леднева? Разве в Москве мало талантливых скульпторов? — и, не давая опомниться, сунула под нос микрофон.
— Не мог бы! — рявкнул взбешенный меценат.
Но даже эту, единственную, фразу Мария не слышала. Она спешила к выходу, где, перекуривая, мило ворковали двое: ее друг и соседка Антона.
С первого взгляда на них стало ясно, что внезапный елисеевский приступ любовной горячки грозит обернуться хроникой.
— Митя, я устала. Поедем отсюда.
— Сейчас, — не двинулся с места тот.
— Дай, пожалуйста, ключ и скажи точный адрес. Я доберусь сама.
— Я тоже поеду с вами, — опомнилась первой белобрысая тихоня. — Мне надо собаку выгулять.
Собачий выгул оказался мощнее дружеской просьбы и мгновенно склонил чашу весов в пользу обратной дороги. В машине Мария приняла решение.
— Извините, ребята, я передумала. Хочу прогуляться по Невскому. Черкни мне адрес, Митенька, — она с невинной улыбкой протянула Елисееву блокнот и ручку. — Я недолго, ты не волнуйся.
— С тобой все в порядке?
— Да.
— Точно? Может, пройдемся вместе? — кажется, совесть в нем еще оставалась.
— Пиши!
— Не забудь, в восемь у нас банкет.
— Ага.
Через полчаса она томилась у кассы на Московском вокзале, где конечно же вышел облом: билетов на тридцатое декабря не было никаких. Незадачливая путешественница соглашалась вояжировать даже в тамбуре, но кассирша рявкнула следующего и потребовала не мешать.
— Девушка, вы пройдите к той
— Спасибо большое! — никогда еще новогоднюю ночь она не встречала в поезде. Но когда женщине перевалит за тридцать, а она еще делает что-то впервые, значит — это только начало.
В ресторан они отправились вдвоем, у Елены был спектакль. Соседка Антона, оказывается, служила искусству. Поглощая с аппетитом закуски, Маша вполуха слушала сразу двоих. Слева захлебывался восторгом друг, докладывающий о бесчисленных талантах восходящей театральной звезды, справа делился творческими планами скульптор, намекая, что в новогоднюю ночь искусствоведа ожидает приятный сюрприз. Она терпеливо выслушивала обоих, удивляясь, как могла променять тишину и уют нового дома на этот бессмысленный треп. Вокруг льстили, искренне восхищались, пророчили успех, поздравляли, выражали надежду — отрабатывали приглашение на банкет.
— Можно пригласить вас на танец? — над ней почтительно склонился Егорин.
— Можно.
В танце Женька двигался, как пантера: пластично, уверенно и опасно. Мария пожалела егоринскую жену.
— Чем занимаешься?
— Работаю в антикварном салоне.
— Кем?
— Экспертом.
— Устраивает?
— Вполне.
— Личная жизнь в порядке?
— В полном.
— Замужем?
— Да.
— А почему обручального кольца нет?
— Послушай, Егорин, ты пригласил меня танцевать или допрашивать?
— Я пригласил тебя, чтобы побыть в этом бедламе вдвоем. Давай смоемся отсюда, а?
Она остановилась посреди такта. Рядом застыл большой упрямый ребенок, который канючил понравившуюся игрушку.
— Женя, я давно уже не та девочка, которой ты целовал руку в пионерском лагере.
— Вижу, — ухмыльнулся он и снова вовлек ее в танец. — В тебе, Машка, наверное, черт сидит, еще минута, и я потеряю голову, — последние слова он выдохнул в ухо.
— Надеюсь, ты не думаешь, что я тоже соглашусь стать безголовой?
— Почему нет? Жить одним рассудком скучно.
— Мне нравится иногда поскучать.
— Отлично! Главное, чтоб «иногда» не становилось «всегда». Но тебе вроде это не грозит, — певица лихо закрутила последнюю ноту, народ вяло похлопал и двинул к своим столикам. В кармане Егорина зазвонил телефон. — Черт! Извини. Да, Ириша... Все в порядке, я очень занят, у меня переговоры, перезвоню, — отрывисто бросал в трубку «переговорщик», не отставая ни на шаг от Марии. — Маш, подожди!
— Да?
— Возьми мою визитку. Может, все-таки понадоблюсь. Жизнь — штука сложная, никто не знает, что будет завтра.
— Завтра, Женя, наступит Новый год, — улыбнулась она.
За столиком уныло жевал в одиночестве Димка.
— Ты куда пропала?
— Танцевала.
— А, — безразлично кивнул Елисеев и посмотрел на часы. — Мань, может, рванем отсюда? Подышим свежим воздухом, прошвырнемся по Невскому до Дворцовой, елку посмотрим. А потом я тебе памятник Катьке покажу.
— Кому?